А народу во дворе собралося… не то на меня поглазеть, не то на Кирея, который по этакому случаю в белый халат облачился, не то на посольствие азарское.
По этакому случаю и вороты Акадэмии для прочего люду отвориться повинны были позже.
Стояли мы так, стояли…
Я уж, признаться, про себя всякого передумала. А главное, что не шел из головы Киреев стыд. И обида его, такая… помнится, когда сказали мне, что не вернутся ни мамка, ни отец, ни дед, от так же обидно сделалось, как будто бы бросили меня самые родные, самые близкие люди… после-то оно поняла я, или мыслю, что поняла, а вот Кирей…
Не простил.
И пускай шутит, скалится он, а все одно не простил.
Наконец, затрубили рога, протяжно так, с надрывом.
— Зославушка, — Кирей взял меня за руку и осторожненько так пальцы стиснул. — Главное, ничего не бойся…
От как сказал, так я прямо вся и затряслася.
А меж тем люду прибывало.
Я и не мыслила, что в Акадэмии столько народу. И не токмо студиозусы, которым на веку писано быть любопытственными. Издали заприметила я могутную фигуру Фрола Аксютовича, а подле него — Милославу, ежель не привиделось… мелькнула тенью Люциана Береславовна, только мехами снег с дорожки смела. Была ли, не была… а вон и рынды царские в белых кафтанах… и конечно, мне бы самой подумать, что с посольством оным всякий люд приедет, потому и озаботилась царица.
Стрельцов прибыло.
И еще людишек малоприметных, что мелькали в толпе, однако не роднились с нею, как не сроднится масло с водой.
Трубы близились.
И голоса их, сиплые, надрывные, заставляли Кирея хмуриться. А как показались конники, то и вовсе окаменел он…
Ехали азары красиво.
Три конника напереди, и кони белые, будто из снега лепленные, шли в ногу. В гривах их длинных золотые ленты сияли. Звенела упряжь колокольцами. Сияли попоны драгоценными камнями.
Недвижно сидели всадники, будто бы и неживые.
А мне вот смешно стало, вспомнилася вдруг детская сказочка, про двоих с ларца, одинаковых с лица… энтих трое, да все одно что близнюки. Лица круглые, смуглокожие, блестят жиром. Глазки узенькие, носы приплюснутые. Губы блинами. А бороденки жиденькие в косицы заплетены. У каждого с косицы лента свисает.
— Это ильчей-ахары, — тихо промолвил Кирей, — охрана кагана, золотая сотня…
Рынды, значится.
Только не в белое рядятся, а в золото. Красиво, конечно…
— Каждый из них способен на лету стрелу перерубить, а в бою и с десятком оружных справится. Каждый кагану кровью в верности клялся любой приказ исполнить…
…и если прикажет каган привезти голову старшего сына, то исполнят.
Но минули рынды, и показался шатер узорчатый, на помост ставленный, который дюжина рабов несла, да все-то могутные, ряженые в шальвары широкие из азарского шелку да жилетки шитые, чтоб, значит, всем видать было, сколь богат их хозяин.