А то он не ведает!
— В Барсуки, — с гордостью ответила я. — В Большие…
— В большие — это хорошо… в малых, небось, было бы еще хуже…
От же ж… не угодишь ему… надо будет сказать, чтоб к боярыне нашей в гости наведался. Она радая будет. Домина у ей здоровущая, места для гостей много… и конников пущай с собой прихватит, для сбережения его, боярское, особы…
Мыслю додумать не успела.
— Едуть! — заголосил кто-то тоненько, а после с плоту скатился человечек.
Пальчиных малой? Или Нисюковых? Главное, спрытный, понесся по улочке, крича:
— Едуть! Гости едуть!
И глосище-то! Тонкий, да звонкий, кони и те оглохли… а на улицу выходили люди. Первыми-то дети, конечно. Им-то все любопытственно, да так, что с любопытствием этим не справится ни мамкина оплеуха, ни тятькин ремень. Кто в шубе, кто в рубахе, как дома валялся… кто в валенках чужих, преогромных, а кто и босой по снегу к забору летит.
Только слышится вдогонку:
— Куды ты, ирод!
А этот ирод уже по забору карабкается, сядет наверху, что кошак вольный, да глядит круглыми глазищами совиными. Оно ж верно, диво дивное, этакого отродясь не видывали.
За детями и взрослые спешат.
Лойко же, хитрован этакий, коня на дыбки поднял, свистнул по-разбойничьи, да руку за пазуху сунул.
— Ловите, кто смелый!
Полетели леденцы сахарные на сугробы искрами разноцветными. Детвора-то и кинулася, небось, трусом никому прослыть не охота… да и леденцы — радость редкая, добре, ежель раз в год мамка с тятькою с ярмарки привезут.
Тут же задарма.
А Лойко знай хохочет и кидает горсть за горстью на радость детворе…
У Мисюковых коня попридержал, глянул на молодшенькую их — ей только третий годок минул — и спросил:
— А ты что не спешишь?
Мисюкова, которая на чужаков поглазеть вышла, да не одна — с черною курицей, едва ль ее не большей, — глянула на него с укоризною. Дескать, сам дурак, дяденька, коль не разумеешь — а девка-то с малолетства разумницей росла, — и говорит этак серьезно:
— Нельзя мне. Маленькая еще. Затопчуть.
Лойко ажно смутился.
Но ненадолго. Вытащил горсть и велел:
— Подставляй подол… только чур с другими малыми поделиться.
Мисюкова и кивнула. Она поделится. И все-то у нее по справедливости будет… наши приговаривали, что этакую разумницу только в старостихи и отдавать.
А мы остановилися у колодца.
И как-то вот разом охватила меня робость небывалая, будто бы и не домой воротилася, а в чужую страну сослали. Как теперь людям-то показаться? И не показаться нельзя. Старшие мелюзгу разогнали по хатам, чтоб, значит, погрелися те… но надолго не удержат, глазом моргнуть не успеешь, вновь повысовывают любопытные носы.