— Должен, — отвечаю, — то и говори, боярин…
— И говорю. Спасибо тебе, Зослава…
Завсегда пожалуйста.
Потиху угомонилися бабы. Детвора и вовсе к окнам подобралася, вперлася на лавки, и только шеи тянет, чисто гусяняты малые. Шепчутся, друг дружку локтями пихають, подзуживая. А деревенские, стало быть, на наших глядят с опаскою.
Дядька Панас лысину-то отер, огляделся, вздохнул тяженько.
— И чего ж тут деется, — спросил громко, чтоб, стало быть, кажный в хате вопрос энтот слышал. И ответ тоже. Оно и верно, люди знать повинны, откелева сие бесчинствие исходит.
— А ничего… кроме того, что балуется ваша боярыня мертвою волшбой. — Арей потянул за шнурочек, что на шее висел, да вытащил бусину круглую, гладкую, вида самого обыкновенного. Не бусина даже — камень речной, каковых на дне бессчетно.
— И это… чегой?
— А вот тогой. — Арей бусину в руке стиснул. — Погоди, дядька Панас… сейчас все расскажу, только…
Не ведаю, видел ли кто еще, как бусина этая треснула.
И дымок поплыл белый, чистый.
Как дым этот Арея обвил, влез в нос и в рот, а после вдруг вылепилась из этого самого дыма белая голубка. Крыльями взмахнула и исчезла, будто бы ея и не было.
От диво…
Арей же кровавую юшку — видать, тяжко далася подобная магия — рукавом вытер. Покачнулся и на косяк оперся, дух переводя… принял чашу с квасом, которую Лойко в руки сунул, осушил в два глотка, краюхою хлеба зажевал.
Все глядели на него.
Ждали.
Мертвяки и те попритихли, будто бы им тоже любопытственно было. Арей же кивнул, чашу возвращая, пот отер и произнес:
— Поводов для беспокойства нет. Щит, как сами видите, прочный. И держать его Зослава будет столько, сколько понадобится.
Эк говорит, ажно я сама поверила.
И гордость за себя изнутри расперла, да только сразу и сперла, когда увидела, как на меня барсуковцы глядят. Будто на диво какое… и с надежей… и с радостью… это ж не я их спасла… а щит, мне просто повезло его сделать.
Я ж не магик… и не ведаю, стану ли магиком, и…
— А к рассвету, думаю, самое позднее — к полудню, появятся царевы люди и все тут зачистят, — добавил Арей.
И люд отмер.
Загомонили разом…
— А что тут, до утра сидеть? — взвизгнула Панасиха, которая вечно всем недовольная была. И ноне руки в боки вперла. — А ежель они скотину пожрут? У меня корова вон стельная…
— Ничего с твоею коровою не сделается. — Старостиха выступила вперед. — Нет им до твоей коровы дела… им люди нужны.
— Ой, мамочки…
— А чтой это будеть…
— Тихо! — рявкнул староста, да так, что мертвяки шарахнулися. — Вам чего сказано? До утра досидеть надобно… от и сидите, курицы… разошлися… Алевтин, наливай… и давайте, пели там? От и пойтя…