— Елисей.
— Евстигней, — представился другой, на рубашке которого виднелись черные бусины.
— Егор.
— Ерема.
Этот был рыжеват и чубат, а на носу веснушки проступали.
— Емельян…
Хмурый, серьезный, и не по вкусу ему наставник Архип Полуэктович…
— Еська, — широко улыбнулся последний, самый худой изо всех. — Но можно и Холера Ясная, откликнуся…
Называли себя и остальные, на ком наставник Архип Полуэктович задерживал свой взгляд. И до меня черед дошел.
— Зослава, — сказала я, холодея.
А ну как погонит?
— Зослава, значит. — Он не спешил гнать, но вдруг оказался рядом, руку протяни и коснешься, что ремней, что змей застывших. Вона, как уставились на меня рисованными круглыми глазьями. — Что ж, Зослава… нелегко тебе придется.
— Так она, — подал голос Лойко, — что, с нами учиться будет?
— Будет, — согласился Архип Полуэктович.
— Она ж баба!
— Женщина.
— Да кто ей вообще позволил…
— А это не твоего ума дело, студиозус… — Рука наставника Архипа Полуэктовича оказалась тяжелою, и от затрещины Лойко пополам согнулся. — Твоего ума дело — учить, чего скажут. Молчать, пока иное не дозволено. И надеяться, что, когда дурь из тебя повыбьют, хоть что-то да останется.
Лойко засопел, голову потирая. Хотел ответить зло, но смолчал, видать, доходчиво объяснял Архип Полуэктович.
— Что ж, вот и славно, ежели больше вопросов и возражений нет…
— Простите, наставник, — вперед выступил Евстигней, поклонился со всею обходительностью. — Никто из нас не ставит под сомнение мудрость тех, кто создал Акадэмию, однако же понятно удивление моих… собратьев.
Запнулся.
И стало быть, не почитал Лойко за собрата, то ли дело Ерема с Еською, которому не терпелось прям так, что он аж на месте приплясывал.
— Непривычно нам видеть женщину там, где издревле обучались мужчины… и мы беспокоимся единственно о здоровье сударыни Зославы, которое эта учеба способна подорвать…
Он говорил бы еще много, но был остановлен рукою Архипа Полуэктовича, каковой, я смотрю, оную руку для вразумления студиозусов использовал, не чинясь.
— Умный, стало быть?
— Не мне судить о том, — с притворною покорностью ответил Евстигней.
— Умник… а раз ты таков умник, то скажи мне, кого видишь. — И подтолкнул ко мне.
Как подтолкнул… от этакого тычка в плечи Евстигней на ногах не устоял, полетел, да прямехонько в меня, головою ткнулся в груди…
Еська засмеялся, но под взглядом Архипа Полуэктовича смолк.
Евстигней же, покрасневши, сделавшись с лица один в один, что свекла вареная, все ж нашел в себе силы поклониться.
— Прошу простить мою неловкость, сударыня Зослава…
А мне чего?