Первый фрагмент: Зеленый приглашает Вальтера сыграть с ним в карты:
«Я не играю», – Вальтер сказал…
…«Вздор! – возразил, сдавая, Зеленый. —
Мы играем не в деньги, а даром, садись, не упрямься».
У Пушкина:
Ведь мы играем не из денег,
А только б вечность проводить.
(II, 382)
Второй фрагмент: сын хочет отвлечь Вальтера от игры.
У Жуковского:
Вот белокуренький мальчик к окну подошел и стучится.
«Вальтер (кличет он), Вальтер, послушай, выдь на словечко».
Вальтер ни с места. «После приди, – говорит он. – Что козырь?»
Взятку берет он за взяткой…
У Пушкина:
– Что козырь? – Черви. – Мне ходить.
– Я бью. – Нельзя ли погодить?
– Беру. – Кругом нас обыграла.
(II, 381)
«Нельзя ли погодить?» – это слова мальчика, уговаривающего отца остановиться.
Третий фрагмент: мальчик продолжает уговаривать Вальтера отвлечься от игры и выйти к нему.
У Жуковского:
«Вальтер (кличет мальчик опять и пуще стучится),
Выдь на минуту; словечко, не боле». – «Отстань же, не выду;
Козырь!.. туз бубновый!.. семерка крестовая!.. козырь!»
У Пушкина резкий ответ Вальтера дан в развернутой форме:
– Молчи! ты глуп и молоденек.
Уж не тебе меня ловить.
(II, 381)
Что же побудило Пушкина набросать собственный вариант перевода нескольких стихов, уже переведенных Жуковским?
Одной из причин было уже упомянутое негативное отношение Пушкина к ритмико-интонационной стороне переводов Жуковского из Гебеля, в чем Пушкин, между прочим, расходился с большинством своих собратьев-поэтов.
24 декабря 1816 г. на заседании общества «Арзамас» Жуковский читал свой новый перевод из Гебеля – балладу «Красный карбункул». Сохранился шутливый протокол этого заседания:
«Секретарь Светлана <арзамасское прозвище Жуковского> представил членам донесение о своих поступках; и члены уверились, что он приобрел новые великие совершенства, документами сих новоприобретенных совершенств служат: <…>
2-е. Гекзаметрическая сказочка о том, как черт, играя в карты, выигрывает душу; их пр.<евосходительства>, выслушав эту сказочку, сказали в один голос: мы никогда не будем играть в карты! Это непохвально! <…>
4-е. Члены, осыпав различными заслуженными похвалами своего друга Светлану, простерлись к ужину…»[184]
В отличие от арзамасцев, осыпавших Жуковского «заслуженными похвалами», Пушкин, как мы уже знаем, относился к гекзаметрическим опытам Жуковского довольно прохладно. В данном случае он даже попробовал перевести несколько тяжеловесных гекзаметров Жуковского в рифмованный четырехстопный ямб.
Вероятно, определенную роль в поэтическом соперничестве с Жуковским сыграло и собственное увлечение Пушкина картами, желание ярче, рельефнее выразить реальную динамику карточной игры, чем это удалось Жуковскому, который был чужд карточной игре.