утация», а «Ре
путация».
Пушкин любил такие сближения.
Характерно, что когда три года спустя Пушкину вновь пришлось ответить Булгарину, напечатавшему в «Северной Пчеле» сатирическую статью с оскорбительными намеками на происхождение Пушкина, поэт вновь обратился к Беранже. Только теперь не к условному, а к подлинному, взяв в качестве образца для новой «рефутации» Булгарина стихотворение Беранже «Le Vilain». По мотивам этого стихотворения, сохранив не только его смысл, композицию, но и ритмико-интонационную структуру, Пушкин и написал свой знаменитый стихотворный памфлет «Моя родословная», где достается, впрочем, не только Булгарину, но и многим другим.
Вот как звучит стихотворение Беранже в русском переводе М. Н. Михайлова (кстати говоря, далеко не лучшем):
В моей частичке «de» знак чванства
Я знаю, видят, вот беда!
«Так вы из древнего дворянства?»
Я? – Нет, куда мне, господа!
Я старых грамот не имею,
Как каждый истый дворянин.
Отчизну лишь любить умею —
Простолюдин, простолюдин.
Ср. у Пушкина:
Смеясь жестоко над собратом,
Писаки русские толпой
Меня зовут аристократом:
Смотри, пожалуй, вздор какой!
Не офицер я, не асессор,
Я по кресту не дворянин,
Не академик, не профессор;
Я просто русский мещанин.
(III, 261)
Или еще один характерный фрагмент стихотворения Беранже в переводе Михайлова:
Та власть, как жернов, все дробила
И пал, наверно, не один
Мой предок перед буйной силой —
Простолюдин, простолюдин.
Ср. соответствующее место у Пушкина:
Упрямства дух нам всем подгадил:
В родню свою неукротим,
С Петром мой пращур не поладил
И был за то повешен им…
(III, 262)
Кстати. Вторичное обращение к Беранже для отповеди Булгарину едва ли оставляет сомнения в том, кто был автором «Рефутации г-на Беранжера».
«Пожалую тебя в князья Потемкины»
Любопытные разночтения мы находим между беловым автографом и опубликованным текстом восьмой главы повести «Капитанская дочка».
Вечером того дня, когда пугачевцы взяли приступом Белогорскую крепость, Пугачев беседует в комендантском доме с Петрушей Гриневым, предлагая ему перейти к нему на службу:
«“Что, ваше благородие?” – сказал он мне. – “Струсил ты, признайся, когда молодцы мои накинули тебе веревку на шею? Я чаю, небо с овчинку показалось<…> Ты крепко передо мною виноват”, – продолжал он; – “но я помиловал тебя за твою добродетель, за то, что ты оказал мне услугу, когда принужден я был скрываться от своих недругов. То ли еще увидишь! Так ли еще тебя пожалую, когда получу свое государство! Обещаешься ли служить мне с усердием?”» (VIII, 332)
Емельян Пугачев
В беловом автографе (ПД № 841) последняя фраза выглядит иначе: