Разнообразная чушь лезла в голову капитана 3-го ранга Шутихина. Две минуты назад он скомандовал: «Боевая тревога!» Присмотревшись к цели, добавил: «Торпедная атака!» А теперь никак не мог отделаться от мысли, что у немцев их тамошний кок вдоволь нажарил хорошей картошечки с хорошей тушеночкой, или что там фрицы кладут в картошечку, и сейчас все это объедение пойдет на корм рыбам… Несправедливо.
Дистанция до цели… та-ак… что-то семь кабельтовых с хвостиком… курсовой угол… та-ак… 45 градусов. Старпом Малашенков возится с таблицами торпедной стрельбы. Хорошо подходим. Да, старпом, полторы минуты до залпа. Да, штурман, справа подводные камни и глубина 10 метров под килем, она же, на деле, может быть и ноль метров… Туда мы не пойдем.
– Залповая стрельба. Первый и второй аппараты – товсь!
Командир боевой части докладывает по переговорной трубе, мол, есть товсь, можем стрелять.
В перископе – две цели. Хороший, жирный транспорт, тысяч на пять тонн, никак не меньше. Это тебе не рыбацкий мотобот и не норвежский каботажник. Это солидный немец. Положительно. И охотник на подлодки. Слабенький, с одной пушчонкой. Что там немцы могли поставить? Трехдюймовку или 88-миллиметровку, а это пукалка, в сущности, для флота. Ну да есть у немчуры и другое оружие, куда как более неприятное…
– Первый аппарат, огонь!
Пошла торпеда, пошла рыбка.
Шутихин отсчитал паузу по секундомеру, сколько положено.
– Второй, огонь!
Еще одна пошла, птичка наша.
Перископ он убирать не стал. Охотник – не эсминец, не тот враг, чтобы его бояться до икоты.
10 секунд прошло. 20 секунд прошло. 30 секунд прошло… Нет взрыва! Смотри-ка. жирный-то отворачивает… Положительно, след от торпеды заметил. Не надо было ему замечать. Надо было ему честно тонуть. Что за игры?! Может, теперь еще в догонялки?
– Срочное всплытие!
Замполит смотрит на Шутихина, и в глазах у него стоит то ли слово «перегиб», то ли фраза «головокружение от успехов», в общем, что-то в духе сельского райкома. Оттуда ведь человек на флот пришел…
По большому счету – да, перегиб. Он лезет на рожон, правду сказать. Но замполит молчит, и правильно делает: это до войны были перегибы, а на войне вместо перегибов – сплошное выполнение воинского долга, преодолевая трудности и лишения.
И есть у него, Шутихина, хороший тайный козырь, дающий, надо думать, перевес.
– Орудийный расчет, первыми – наверх! А ну-ка пулей, пингвины!
Вот и его козырь – рыхлый серолицый диабетик и гениальный комендор старшина 1-й статьи Птахин. Громко сопя, лезет к люку, ведущему на мостик. Говорит, до войны был жирдяем… На войне толстых нет.