— Де Брежи, догоните-ка этого бездельника, верните его! — приказал король, и тут же из комнаты выскочил паж. — Сент-Беф, где моя лютня?
Зазвучала бойкая мелодия и вдруг прервалась на середине.
— Вот! — воскликнул король. — Вот так должен начинаться танец пажей! Придется все переделать… или нет. Выход оставим прежним… а после восьмого такта они построятся в каре…
О том, что король сам сочинил свой балет, сам нарисовал эскизы костюмов, сам придумал танцы, де Голль, конечно, слыхал. Он только не знал, что страсть улучшать и исправлять так всемогуща.
— Сент-Беф, бегите, скажите музыкантам: я сейчас к ним приду. Чтоб не смели разбегаться!
Второй паж выпорхнул из комнаты.
Де Голль не смел даже выглянуть из-за двери.
— Послушай, у меня еще один куплет, — сказал Людовик. — Вместе с теми будет восемь.
— Отлично, ваше стихотворное величество! — ответил скрипучий голос.
— Но я не могу подобрать рифму. Вот, слушай, л’Анжели…
И король запел.
Людовик страстно обожал музыку, серьезно ею занимался, имел отличный голос, но этим бы голосом любовные мотеты петь, а не пошлые стишки про кардинала и его племянницу. Однако отношение короля к кардиналу можно было выразить только такими виршами:
Ах, шли б вы, дядюшка, к Нинон
Иль к вашей шлюхе Марион,
Ли-лон, ли-ла, ли-лон, ли-ла… а дальше что же? — спросил король. — Ну что ты на меня уставился? Для чего я тебя держу при своей особе?
Л’Анжели! Королевский шут! Насмешник, которого боялась вся знать! Анри слыхал, что сперва этот скрипучий господин служил конюхом у принца Конде. Однажды ему посчастливилось насмешить вечно хмурого короля, и Людовик тут же забрал его в Лувр. Говорили, что этот господин берет бешеные деньги с придворных, лишь бы только не зубоскалить на их счет.
— Да ваше аполлонское величество уже все рифмы употребило. Где я вам новые возьму? — ворчливо огрызнулся шут.
— Где хочешь.
— Где хочу? Ну, извольте: деторожайный!
— Нет такого слова, шут.
— Вчера не было, а сегодня есть, ваше словотворческое величество! Главное — в рифму!
Людовик рассмеялся.
— Что бы я без тебя делал, л’Анжели? Только ты и умеешь меня насмешить… Деторожайный — год урожайный… Нет, не пойдет. А повторять рифмы я не буду, это просто неприлично…
Анри слушал и чувствовал, что неотвратимо сходит с ума.
Он нашел сочинителя. Но не простака Бийо, не аристократа, которому больше развлечься нечем, а такого поэта, что лучше бы его вовеки не находить!
— Вашему величеству угодно продолжать наши уличные концерты? — насмешливо осведомился л’Анжели.
— Сперва я сочиню еще куплеты. Этот «урожайный год», кажется, уже исчерпал себя. Сам видишь — рифмы иссякли. Нужен новый рефрен…