– Да, – отвечает она. – Да-да… – Она не видит связи и тихо спрашивает: – А этот Барчер был, кажется, плохим человеком?
– Просто негодяй, – не задумываясь отвечаю я, вот уж на что мне наплевать.
Она кивает, утирая слезы.
– Иначе я и представить себе не могу. Он ведь мухи не обидит. Вот Ганс, тот обрывал мухам крылышки, а Альберт никогда. А что они с ним сделают?
– Ничего страшного не случится, – успокаиваю я ее. – Он находился в крайне возбужденном состоянии, и это была почти что самооборона.
– Слава богу, – вздыхает она. – Портной сверху сказал, что его казнят.
– Ваш портной трехнутый, – говорю я.
– Да, а еще он сказал, что Альберт убийца. – Она начинает рыдать. – Да он вовсе не убийца, вовсе нет!
– Я разберусь с этим вашим портным! – гневно обещаю я.
– Мне теперь вообще страшно выходить из дому, – рыдает она. – Он все время там стоит.
– Я провожу вас, матушка Троске, – говорю я.
Мы подходим к ее дому.
– Вон он, опять стоит, – испуганно шепчет старушка, показывая на входную дверь.
Я напрягаюсь. Скажи он хоть слово, я уделаю его в кашу, даже если сяду за это на десять лет. Но он уступает нам дорогу, как и две женщины, что трутся возле него. Дома мать Альберта показывает мне еще детскую фотографию – его и Ганса. Она опять начинает плакать, но, как будто устыдившись, сразу замолкает. Старые женщины тут как дети, глаза все время на мокром месте, но слезы так же быстро высыхают. В коридоре она спрашивает меня:
– А еды ему хватает?
– Наверняка, – отвечаю я. – Уж Карл Брёгер последит. Он может достать вдоволь.
– У меня еще остались блинчики, он так их любит. Я могу ему отнести?
– Попробуйте. И если получится, просто скажите ему: Альберт, я знаю, ты ни в чем не виноват. Больше ничего.
Она кивает.
– Может, я уделяла ему мало времени. Но Ганс остался без ног…
Я утешаю ее.
– Бедный мальчик, – говорит она. – Сидит там совсем один…
Я протягиваю ей руку.
– А с портным я сейчас поговорю. Он больше не будет вас беспокоить.
Портной стоит у подъезда. Плоское, глупое лицо мещанина. Он нагло на меня смотрит и уже открывает рот, чтобы что-то ляпнуть вслед. Я беру его за грудки.
– Вы, мерзкий козел, если вы скажете еще хоть слово той женщине сверху, я вас на куски порублю, запомните, пиджачник хренов, линялая тряпка! – Я трясу его, как мешок с картошкой, и толкаю так, чтобы крестец пришелся на ручку двери. – Я приду и переломаю тебе все кости, утюг блеющий, засранец вшивый! – И справа и слева даю ему еще пару весомых оплеух.
Когда я отхожу на довольно приличное расстояние, он кричит мне вслед:
– Я дойду до суда! Вам это будет стоить не меньше ста марок!