Мы заходим. Школьники в углу торопливо прячут сигареты в кулачок. Мы улыбаемся и стараемся выглядеть посолиднее. Вышедшая девушка спрашивает, что нам угодно.
– Мы бы хотели поговорить с господином Беккером, – начинаю я.
Девушка мнется.
– А я не могу вам помочь?
– Нет, барышня, – отвечаю я, – не можете. Попросите, пожалуйста, господина Беккера.
Она уходит. Мы переглядываемся и с предвкушением засовываем руки в карманы. Вот будет встреча! Звякает хорошо знакомый дверной колокольчик конторы. Выходит Беккер, все такой же маленький, седой, сморщенный. Коротко щурится. Потом узнает нас.
– Вы только посмотрите, – говорит он, – Биркхольц и Троске. Вернулись?
– Да, – быстро отвечаем мы и думаем, ну, сейчас начнется.
– Прекрасно! Чего желаете? – спрашивает он. – Сигарет?
Мы столбенеем. Вообще-то мы ничего не собирались покупать, просто об этом не думали.
– Да, десять сигарет, – говорю я наконец.
Он выкладывает нам сигареты.
– Ну что ж, заходите еще! – И, шаркая, удаляется обратно в контору. Мы стоим. – Что-то забыли? – спрашивает Беккер со ступеней.
– Нет-нет, – отвечаем мы и уходим.
– Да, Альберт, – говорю я уже на улице. – Он, кажется, думает, мы там просто прогуливались, а?
Альберт сердито отмахивается:
– Штафирка…
* * *
Мы бредем дальше. Ближе к вечеру к нам присоединяется Вилли, и мы идем в казарму.
По дороге Вилли вдруг отскакивает в сторону. Я тоже пугаюсь. Со свистом, который ни с чем не спутаешь, летит граната, но потом мы растерянно осматриваемся и смеемся. Всего-навсего дребезжит электрический трамвай.
Юпп и Валентин сиротливо пригрелись в большой пустой спальне. Тьядена пока не видно, он все пропадает в борделе. Ребята встречают нас с воодушевлением, потому что теперь можно наладить партию в скат. Юпп быстро умудрился стать членом солдатского совета. Он сам себя туда назначил и теперь числится, потому что в казарме полная неразбериха, никто ничего не понимает. Зато Юпп получает прекрасное довольствие, ведь работа его накрылась медным тазом. Тот кёльнский адвокат написал ему, что временная помощница прекрасно справляется с работой и стоит дешевле, а Юпп на фронте наверняка перерос конторскую службу. Он, дескать, сердечно сожалеет, но времена нелегкие. С наилучшими пожеланиями на будущее.
– Вот ведь мерзопакость, – чертыхается Юпп, – все годы только и думал, как бы сдыхаться от пруссаков, а теперь рад, что могу остаться. Ладно, куда ни кинь, всюду клин, говорю восемнадцать.
У Вилли обалденные карты.
– Двадцать, – говорю я за него, – а ты, Валентин?
– Двадцать четыре, – пожимает он плечами.