* * *
И вот Зелиг за стойкой, Козоле от него в пяти метрах, и оба уже не на фронте. Оркестрион в третий раз наяривает марш из «Веселой вдовы».
– Хозяин, – зовет Тьяден, блестя маленькими глазками, – еще всем шнапса.
– Иду, – отвечает Зелиг и приносит рюмки. – На здоровье, ребята!
Козоле смотрит на него из-под опущенных бровей.
– Мы тебе не ребята, – ворчит он.
Зелиг берет бутылку под мышку.
– Ну, нет так нет, – отвечает он и возвращается к стойке.
Валентин опрокидывает рюмку.
– Пей, Фердинанд, – говорит он, – в этом сермяжная правда.
Вилли заказывает еще. Тьяден уже полупьяный.
– Эй, Зелиг, старая ротная крыса, – орет он, – что, уже не можешь отправить нас на губу? Выпей с нами!
Он с такой силой опускает руку на плечо бывшему командиру, что тот аж икает. Год назад Тьяден за такое отправился бы под трибунал или в психлечебницу.
Козоле переводит взгляд со стойки на свою рюмку и обратно, на стойку и толстого услужливого трактирщика за пивными кранами.
– Это совсем другой человек, Эрнст, – качает он головой, обращаясь ко мне.
Я думаю о том же. Просто не узнаю Зелига. Он для меня так сросся с формой и блокнотом, что я не мог представить его в рубашке, да еще за пивной стойкой. А сейчас он поднимает рюмку, позволяя Тьядену, который раньше был перед ним вошью, тыкать и хлопать себя по плечу. Как изменился мир!
Вилли пихает Козоле в бок:
– Ну?
– Не знаю, Вилли, – смущенно говорит Фердинанд. – Все думаю, начистить ему морду или нет. Мне казалось, будет иначе. Посмотри, как он извивается перед клиентом, жополиз. Как-то уже не хочется.
Тьяден все заказывает и заказывает. Ему доставляет огромное удовольствие видеть, как командир ради него подскакивает.
Зелиг и сам уже немало принял. Его бульдожья морда пылает, отчасти из-за спиртного, отчасти от хозяйской радости.
– Предлагаю мировую, – говорит он. – Угощаю всех ромом.
– Что?! – говорит Козоле и встает.
– Ромом. У меня в шкафу еще пузырек. – И Зелиг с невинным видом отправляется за бутылкой.
Козоле оторопело смотрит ему вслед.
– Он просто забыл, Фердинанд, – высказывает гипотезу Вилли. – Иначе бы не рискнул.
Вернувшись, Зелиг разливает ром. Козоле вскидывается:
– Ты что, уже не помнишь, как со страха лакал ром? Тебе бы сторожем в морг!
Зелиг делает примирительный жест рукой.
– Все давно быльем поросло. Уже почти неправда.
Фердинанд замолкает. Если бы Зелиг ответил грубостью, немедленно началась бы буча. Но такая непривычная уступчивость повергает Козоле в растерянность и нерешительность.
Тьяден тянет носом, мы тоже принюхиваемся. Ром отличный. Но Козоле отпихивает рюмку.