Так и время пролетало незаметно. И не холодно. Когда совсем устал - одел гимнастёрку, лег на шконку, сапоги под голову. Так, в позе эмбриона, и поспал. Проснулся, когда дверь открылась. Сержант ГБ занёс табурет, крытый газетой, с котелком и кружкой на нём. Поставил, сам встал в дверях - ждёт.
- Это ужин или завтрак?
- Не положено.
- Что не положено? И кем не положено?
Но сержант был как каменный истукан. Пожав плечами, быстро порубал макароны с котлетой, запил компотом. Хлебом протёр дочиста посуду, крошки смахнул в руку - и в рот. Табурет и посуду сержант унёс, но газету оставил. Потом вернулся и принёс шерстяное старое одеяло, прожжённое по многих местах. Хоть так-то.
- Сержант, а курево? Курить охота, аж уши пухнут.
Он обернулся, долго-долго смотрел на меня, как-то особенно, словно не глазами, а рентген-аппаратом.
- Не положено? - догадался я. - Ты знаешь, однажды, до той войны ещё, врачи вскрыли череп погибшего городового. А там только две извилины. Они в растерянности, а старый профессор догадался: одна извилина - "положено", вторая - "не положено".
Сержант хмыкнул:
- Анекдот?
- Ого, у тебя больше двух?
- Язык у тебя длинный, старшина. Тебя за это не били?
- Часто пытаются. Но это довольно не просто.
- Боксёр?
- Нет. Русский рукопашный бой. Слышал?
- А-а. Это в царской армии в школах прапорщиков был.
- Что, серьёзно? Не знал. Так как насчёт курева?
- Я думал физкультурники не курят.
- Я же не физкультурник.
- А что это ты делал? Зарядку?
- Это я развлекался. Скучно на вашем курорте.
Сержант опять хмыкнул, но достал кисет, отсыпал табака. Дал коробку спичек. Издевается?
- Издеваешься? Как я крутить козью ногу буду? С одной рукой-то?
- Четверых одной рукой в больницу отправил? Как хочешь. Высыпай обратно.
- Ну, уж нет. Буду мучиться.
Дверь за сержантом закрылась, но смотровое окошко осталось открытым. Я, матерясь и изрядно разозлившись, наконец, скрутил что-то похожее на "козью ногу", изведя четверть газетного листа. Прикурил, затянулся, но махра оказалась слишком крепкой, аж скрутило в кашле (за дверью довольное хмыканье). Дальше курил осторожнее. Даже удовольствие почувствовал. Хорошо, так вот после обеда, покурить не спеша. А спешить мне не куда.
После перекура - вздремнул, завернувшись в одеяло. Потом - тренировка, перекус, перекур с дремотой, тренировка. И так три дня.
Только на четвёртый день меня повели на допрос. Я, насколько смог, привёл себя в порядок. И вот я в кабинете. Окно. Открытое. А за ним - мир. Оказывается, и за четыре дня можно одичать. Я поначалу ничего, кроме этого окна, и не увидел.