* * *
Следующие несколько дней они почти не расставались: им было внове ощущение внутренней свободы при общении друг с другом, без недоговоренностей и недомолвок, когда можно было говорить почти обо всём не стесняясь. Глядя на них со стороны, можно было сказать – вот брат и сестра, искренне привязанные друг к другу нежными родственными узами.
Ольга была довольна их отношениями: Державин ни разу не дал повода усомниться в искренности своих намерений стать ей настоящим другом – и Ольга решила, что со временем расскажет ему о своей тайне. Державин был разносторонне образованным человеком, и, возможно, он мог бы ей помочь в разгадке тайны слова «Орден», которая так и не поддавалась Ольге. «Калевала» по-прежнему продолжала быть ее настольной книгой, но Ольга пока так и не смогла разгадать, почему именно ей отец придавал большое значение и какой именно Орден он имел в виду.
Портрет Ольги, который писал Рокотов, скоро должен был быть закончен, и княгиня вместе со своей Машенькой отправилась к художнику на последний сеанс.
Рокотов встретил ее радостно. Он был доволен портретом. Машеньку отправили поболтать со слугами художника, а Ольга и Рокотов прошли к нему в студию.
– Ах, милая Ольга, это самое большое удовольствие, которое я испытывал за последние годы. С тех пор как я написал портрет вашей матушки, из-под моей кисти вышли портреты многих выдающихся красавиц нашего времени. Но должен признать, что мое сердце не трепетало во время работы над ними. Только ваша матушка, незабвенная княгиня Наталья, и вы заставили его биться быстрее. В вас обеих есть нечто, что заставляет сердце раскрываться вам навстречу. Это большая редкость в наши времена. Пожалуйста, я прошу вас, оставайтесь такой всегда, берегите этот свой дар.
Ваш портрет готов, я закончил его сегодня утром. Рокотов подошел к мольберту, закрытому полотном, и откинул завесу. С холста на них смотрела женщина. Она смотрела спокойно, ее взгляд был ясным и теплым, высокий чистый лоб не смущали суетные мысли, нежная матовая кожа оттенялась волнами тонких прозрачных кружев, словно пена морская разлившихся по ее плечам. Изысканный наряд не отвлекал внимания зрителя от самой модели. Взгляд снова и снова возвращался к ее лицу – удивительные синие блестящие глаза не отпускали от себя, нежные влажные губы чуть приоткрылись в таинственной полуулыбке. От портрета исходило тепло, словно женщина на портрете была живая.
Картина потрясла Ольгу до глубины души. Кроме высочайшего мастерства художника, кроме того, что она понимала, что перед ней шедевр, Ольга испытала еще одно очень сильное чувство. Раньше она не замечала, что так похожа на свою мать. Теперь она это увидела воочию.