К их удивлению, им ответили. Какой-то мужик, возившийся возле своей речной колымаги, обернулся и уставился на любопытствующую парочку из господ. Потом засмеялся, на заросшем щетиной лице, где играли блики от горевшей на баке керосиновой лампы, сверкнули белые зубы.
– Хотите покататься? Мигом домчу, куда изволите.
Он выпрямился во весь огромный рост, от его мощной фигуры веяло спокойствием и силой.
Скрябин и Брунгильда переглянулись.
– Такое бывает раз в жизни, – глаза Скрябина смеялись, лицо светилось восторгом, – это поэма экстаза. Вы не раздумали кататься на корабле? Вы боитесь?
Она протянула ему руку и первая шагнула к лодке. Поддерживаемые владельцем посудины, они спустилась на дощатый пол суденышка, сразу же ощутив могучее колебание водной стихии. Они забрались под навес, укрывающий от брызг, и поплотнее уселись на скамью. Брунгильда прижалась к плечу композитора, тот обнял ее, и оба завороженно смотрели на спорые усилия отчаливающего морехода. К ужасу и восторгу Брунгильды, кормчий, лавируя меж высоких водяных горбов, направил суденышко навстречу ветру.
Движения смельчака были так точны и уверенны, а пушистые усы ее божественного спутника так сладостно щекотали и согревали щеку, его объятия были так крепки, что она перестала бояться. Их лодка взлетала и опускалась, мокрый снег забивался и под навес, но из этой бури рождалась музыкальная тема, вобравшая в себя чередование взлетов и падений, упоительных бездн и сияющих вершин, стихии и высшего экстаза. Эта музыка звучала рядом, в кромешном мраке окружающего мира Брунгильда слышала этот напев из уст гения.
Неожиданно раздался резкий звук, неведомая сила вырвала из ее объятий божественного спутника и бросила его к кормчему. Там образовался пролом, в него хлынула вода. С ужасным треском и скрежетом борт посудины развалился, и волна увлекла за собой потерявшие опору тела.
Брунгильда завизжала, вцепилась руками в скамейку. Последнее, что она чувствовала, как ее вместе с остатками суденышка кружит и несет навстречу гибели…
Очнулась Брунгильда Николаевна Муромцева оттого, что ее не качало. Возвращающееся сознание уловило тревожные голоса. Она приоткрыла глаза: искаженные пламенем ламп, над ней склонилось несколько лиц.
– Говорю ж вам, барин, – старческий голос звучал прямо над ее ухом, – делал я обход нашего сада, проверял, все ли в порядке, да и обнаружил тело. Видел, что женское, да не мог разобрать, живое или мертвое. Руки-то вцепились в доски, совсем закоченели. Так и вынесло с остатками суденышка, как в люльке.
– Ты весь сад осмотрел? – в баритоне прибавилось жесткости. – Я не могу избавиться от ощущения, что здесь есть кто-то посторонний.