— Притормозили бы вы, ребята, — сказал Хэвлок. — Вы все еще мои люди, и я не хочу вам вредить.
Рация, щелкнув, ожила. Голос стармеха звучал глухо от ярости и презрения:
— Мы в эти игры не играем, подлый ублюдок. ОТО твоих дружков отключено, мы проверили перед выходом. За дураков нас держишь? Нам приказано доставить тебя и астерскую сучку на «Израэль» и поместить обоих в карцер.
— Приказано?
— Самим Мартри.
«Потому что, — быстро соображал Хэвлок, — это создаст прецедент. РЧЭ сможет утверждать, что до последнего отстаивала свои права. Наследство Мартри — известие, что он не уступил ни сантиметра. Ни на земле, ни в космосе, ни в абстрактном юридическом сражении. Нигде».
Не так давно Хэвлок увидел бы в его действиях жестокую чистоту. Теперь они представлялись ему дикими и жалкими.
— Ладно, — заговорил он, — ты прав. ОТО отключены, но с остальным ты не разобрался. Я снаружи и вооружен. Прицел подключен к системе боевого скафандра, я мог бы уже снять любого из вас — вы ведь ничем не прикрыты. Вы еще живы только потому, что вы — мои ребята и я не хочу вам зла.
Он наблюдал за их реакцией. Она оказалась слабее, чем он надеялся. «Роси» снова дернулся. Выстрел рельсовой пушки и потоки энергии с луны вслед. Хэвлок поправлял прицел и только через долю секунды понял, о чем предупреждает скафандр. Четыре цели пришли в движение. Разгонялись. Четыре газовых бака мчались на хвостах из прозрачного тумана, мгновенно превращавшегося в снег.
— Тебе посылка, встречай, — проговорил в ухо Алекс, и Хэвлок поднял винтовку. Одна из мишеней явно сбилась с курса и по спирали уходила к планете. Поймав в прицел другую, из оставшихся, Хэвлок продырявил ее насквозь. Импровизированная торпеда задергалась: рулевое управление, приделанное механиками, пыталось выправить курс, но бьющие в стороны струи газа слишком сильно нарушали равновесие. Торпеда качнулась и свернула. Хэвлок переключился на две последние. На обе у него не хватило времени, но он сумел дважды подбить и отвести ту, что летела прямо к нему. Другая врезалась в шкуру «Росинанта» на восемь метров правее Хэвлока, и мир стал белым. Толчок, боль, звук рации — еще слышный, но вдруг отдалившийся. Тело стало очень большим, словно заполнило собой вселенную, или вселенная сжалась, обтянув его тело. Руки казались очень далекими. Кто-то звал его по имени.
— Я здесь, — сказал он и услышал свой голос будто в записи. Боль распирала тело, медицинская система моргала тревожными красными огоньками, а левая нога застыла и не гнулась. Звезды шли кругом, Новая Терра выплыла снизу и прокрутилась над головой. Мгновенье он не мог найти взглядом ни «Росинанта», ни «Барбапикколы». Они пропали. Далеко справа мелькнул «Израэль», такой маленький, что его можно было принять за пятнышко туманности. Скафандр зажег новое предупреждение, и в правую ногу воткнулась игла. Хэвлока пронизал озноб, но сознание вроде бы прояснилось.