— Сын, — кивнул ему Бася.
Кроме стонов ветра не доносилось ни звука. Бася встал, взял контейнеры — свой и Люсии. Отнести посуду в утилизатор — очень маленькая оливковая веточка, но другой у него не было. В горле горячо кипел бессильный гнев и стыд. Катоа, посадочная площадка, тревога в глазах Яцека. Годы полета — и только для того, чтобы приземлиться в кирпичном дворце, из которого их дочь рвется сбежать. Все это смешалось в удушающем гневе, горячем, как припой.
— Все в порядке? — спросил Яцек.
— Мы с мамой просто разговаривали.
— Мы — не здешние, — сказала Люсия так, словно Яцека здесь не было. — Мы притворяемся здешними, но пока это не правда.
— Будет правдой, — сказал Бася.
Элви сидела на лугу над поселком и тихо наблюдала. Здешние аналоги растений — назвать их настоящими растениями она не могла — поднимались над сухой коричневатой почвой, тянулись к солнцу. Самое высокое — не больше полуметра, с плоской неровной верхушкой — поворачивалось вслед за светилом, поблескивая зеленоватым отливом жучиных крылышек. Мягкий ветерок раскачивал стебли и холодил щеку. Элви не двигалась. В четырех метрах от нее ворковала ящерица-пересмешник.
На этот раз ответ прозвучал ближе. Элви захотелось подскочить от восторга, но она сдержалась. Захотелось радостно замахать руками, захихикать. Она сидела неподвижно, как каменная. Добыча пересмешника заковыляла к ней. Не крупнее воробья, с мягкой оборочкой то ли перьев, то ли густой шерсти на боках. Шесть длинных неловких ног, оканчивающихся двойными крючками. Можно было бы назвать их пальцами, но Элви не видела, чтобы зверек манипулировал этими отростками. Малютка снова заворковала — тихий гортанный клекот, нечто среднее между голосом горлицы и тамбурином. Пересмешник помедлил, следя за зверьком широко расставленными глазами. Элви видела, как еле заметно дрожит чешуйчатая кожа на боках.
Вдруг ящерица со стремительностью выстрела распахнула пасть, выбросив наружу влажную розовую плоть. Зверек и пискнуть не успел, как вывернутое наизнанку брюхо ящерицы сбило его наземь. Элви от восторга стиснула кулаки, наблюдая, как хищник волочит по земле свои внутренние органы. Добыча, мертвая или парализованная, прилипла к ним. Земля и мелкие камушки тоже прилипли. Наконец все это подтянулось к непомерно широкой пасти пересмешника и стало медленно втягиваться внутрь. По прежним наблюдениям Элви знала, что пройдет не меньше часа, пока запавшие бока ящерицы снова наполнятся. Поднявшись, женщина отряхнула пыль и прохромала несколько шагов.
Нога у нее после той ужасной ночи была в лубке. Боль в месте перелома стала тупой, ноющей и скорее раздражала, чем мешала, но двигалась Элви с трудом. Открыв сумку — черная ткань зашуршала под пальцами, — Элви бережно опустила внутрь кормящуюся ящерицу. Та метнула на человека недоверчивый взгляд. Недоверие было заслуженным.