Я не нашлась что ответить.
– А как он на тебя смотрит! – продолжила мама. – Гил, ты тоже заметил?
Гил заметил.
Мама взяла меня за руку и сжала мой большой палец:
– Я рада за тебя, детка. За тебя и, пусть это с моей стороны эгоистично, за себя тоже. Так приятно видеть, что ты нашла человека, с которым можешь быть сама собой!
Еще никогда я не слышала от нее таких приятных слов.
Потом, словно опомнившись, мама замолчала.
– А с такими длинными волосами можно работать на кухне? – снова заговорила она. – Разве это гигиенично? Он хотя бы сетку для волос надевает?
– Не знаю, мам.
– Может, стоит выяснить? Хотя бы попытаться?
Я пожала плечами и покачала головой.
– А что такого? Я же просто спросила!
Мама была неисправима.
* * *
Той ночью, лежа в постели, Гриффин сказал:
– У тебя замечательная мама.
Я отняла руки от глаз и попыталась различить в темноте его лицо. В окно светила яркая луна, какая бывает только ноябрьской ночью в Калифорнии.
– Мама – непростой человек, Гриффин. Не уверена, что «замечательная» – удачное определение.
С Ником я бы на этом и остановилась, боясь, как бы он не дотронулся до больного места. У него была идеальная семья: любящая сестра, заботливые и преданные друг другу родители. Мы часто с ними виделись и каждую неделю звонили им по телефону. Я не хотела, чтобы Ник узнал, насколько в моей семье все непросто, а он особо и не стремился узнать.
Но Гриффин ждал – ждал, когда я продолжу.
– У вас с родными близкие отношения? – спросила я.
– Ну, иногда с ними нелегко, но разве может быть по-другому? И да, у нас близкие отношения. Я ради них на все готов.
– Нет, у нас не так, – покачала я головой. – После ухода папы мама занималась в основном личной жизнью. Она старалась как умела, но все равно я, наши отношения, наш дом интересовали ее гораздо меньше. Ну, и потом, мы же постоянно переезжали с места на место, и в конце концов мне начало казаться, что у меня ничего подобного нет.
– Чего нет? Дома или семьи?
– А разве это не одно и то же? Наверное, именно поэтому я так много путешествую – по крайней мере, отчасти. Я просто не умею жить по-другому.
С минуту мы оба молчали.
– Наверное, тебе трудно понять… – начала я.
– А если я не стану даже пытаться? – перебил Гриффин.
– То есть?
– Я не стану пытаться понять. Давай просто договоримся, что я на стороне твоей матери.
Я повернулась к нему:
– На моей стороне, ты хочешь сказать?
– Нет, на стороне твоей матери.
– Что-то я не совсем понимаю…
– Какими бы недостатками ни обладала твоя мать, одно у нее получилось прекрасно – это ты. А на остальное я готов закрыть глаза. Сама ты имеешь право испытывать к ней любые чувства. – Гриффин прижался губами к моей щеке. – Но я буду по-прежнему думать, что она замечательная.