Он пнул металлическую ограду, что тянулась вдоль улицы. «Да можешь ты заставить свое тело хотя бы замерзнуть!» — ругал себя Эммет, перебирая в памяти все известные ему чудеса.
Эммет читал о людях, которые умеют усилием воли отрываться от земли, сладко спят на битом стекле и легко, будто воду, глотают стальные мечи. А заставляют съежиться любую опухоль, воображая лучи, которые атакуют раковые клетки. Эммету хотелось верить, что он научит свой мозг полностью контролировать тело, а потом сможет даже бросить вызов природе, если хорошо постарается. Но ничего не получалось. И день ото дня мозг отказывался его слушать.
Не успев дойти до конца квартала, Эммет захотел пить. Одежда так потяжелела, будто он замочил ее в ванне, прежде чем надеть и выйти на улицу. «Представь, что это шелк», — неуверенно сказал себе Эммет, но жара так мучила его, что ни о чем другом невозможно было думать. Он взглянул на часы, проверил, успеет ли забежать за угол и купить воды в гастрономе.
Весь последний месяц Эммет хотел только газированной воды. Вбил себе в голову, что она обладает очистительной силой. Глотая воду, представлял себе, как пузырьки скребут его душу. Мысленно прослеживал их путь вниз по глотке, воображал, как они впитываются в легкие. Если бы Эммет совсем ничего не ел, смог бы услышать, как холодная жидкость падает на дно желудка, прежде чем там раствориться и исчезнуть. Он хотел со временем научиться следить, как движется минеральная вода в организме. Он считал, если пить только такую воду, помногу, в конце концов станет совершенно чистым.
А собаке все же требовалась пища. Эммет пытался ее переучить. Осторожно ставил на пол у коврика миску с газированной водой. Поначалу собака воротила нос от пузырьков, будто они перечные, а не воздушные, но вскоре смирилась, сообразив, что другого питья не получит. Когда она выпрашивала у Эммета еду, он закрывал лицо марлевой повязкой, чтобы не вдыхать запах пищи.
Сам он голода не чувствовал, а дома ел только морковь. Он часами скреб ее ножом, чтоб оставалась лишь безупречная рыжая плоть. Иногда он резал морковь на небольшие кубики или перемалывал в соковыжималке и ел, как суп, из плошки. Нарезал длинной соломкой и раскладывал на блюде. Иногда аккуратно натирал на терке и вытряхивал на тарелку, словно пучки волос.
Эммет каждый раз клал рядом с тарелкой ложку и вилку. Справа, на сложенной прямоугольником салфетке всегда лежал нож. Эммет зажигал две восковые свечи в серебряном подсвечнике, доставшемся ему в наследство от матери. Эммет редко выходил на солнце, но кожа его чуть порыжела — будто слабый загар.