– Это был полезный опыт, Tи, – говорит она, тыкая меня в бок. – Подумать только, теперь
ты можешь написать в резюме – профессиональный музыкант.
– У меня нет резюме.
– Ну, когда-нибудь будет.
Считается ли жвачка профессиональной платой?
Она снова выглядит сонной и кладет голову мне на плечо.
– Просто надеюсь, что они не зададут тебе слишком много вопросов в интервью. Все будет
в порядке. Поверь мне.
Она закрывает глаза.
Разные студенты заходят, чтобы найти свободные места в начале автобуса, видят Аву,
отдыхающую рядом со мной, и дружески машут мне. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь удержать
этот момент. Пять минут я не ―девушка в трусиках‖ – я ―сестра Авы Траут ‖. Может быть, это
делает меня временно классной. Я расслабляюсь и, наконец, перестаю краснеть. Между тем,
двойник Элизабет Тейлор рядом со мной начинает осторожно храпеть в мой воротник.
Оглядываясь назад десять дней спустя, сон был ключом к разгадке. Были и другие зацепки,
но мы упустили их. Мы все думали, что это сочетание переходного возраста, переезда, стресса из-
за экзамена, вируса. Вместо этого, мы беспокоились о тестах по математике и социологии, о сером
нижнем белье, об окончании книжной главы и недожаренном картофеле по-французски.
Затем как-то утром позвонил врач сказать, что готовы результаты биопсии. Мама и Ава
договорились забрать их после обеда, пока я была в школе. Я вообще об этом не думала.
По странному стечению обстоятельств, выходя из автобуса, я замечаю их, идущих домой от
врача. Я зову их, они оборачиваются и смотрят на меня.
Это первое июня. Прекрасный летний день. Белые клѐны вдоль дороги – ярко зелѐные,
листья выделяются на фоне кристально-голубого неба. Но лицо мамы серое, как наша коллекция
нижнего белья. Как и лицо Авы. Они не хотят разговаривать со мной. Ни единого слова. Это ... это
нехорошо. У меня так же шумело в ушах, когда я стала жертвой мошенничества на Карнаби Стрит.
Я хочу сказать что-нибудь, но я не могу придумать правильный вопрос, потому что я не уверена,
что хочу знать ответ. Я просто жду рядом с Авой, пока мама старается изо всех сил попасть
ключом в замок входной двери. Еѐ руки трясутся.
Небо не имеет смысла.
Вот что я думаю. Голубое небо не имеет смысла. Сегодня неправильно небо.
Папа ждет на верху лестницы. Я не знаю, позвонила ли ему мама от врача, или он просто
знал, но его лицо тоже серое. Он выглядит так, будто что-то тяжелое вот-вот упадет на него, и он
волнуется, что будет сбит с ног.
Мы каким-то образом оказываемся в гостиной и, не задумываясь, садимся за стол на наши