В дверь постучали.
— Войдите… — отозвался профессор.
В комнату вошел доктор Бьерклунд, спокойный и замкнутый швед.
— А-а, наш милый доктор!.. — воскликнул профессор.
— Рюмочку мадеры? Ах, да, как истинный коммунист, вы ведь абстинент… Что это какой у вас расстроенный вид?
— Так, неприятность тут маленькая вышла… — здороваясь с обоими, отвечал доктор неохотно.
— В чем дело? — спросил Пэмброк.
— Так… с туземцами…
— Ну, доктор, что же вы скрываете?.. — сказал профессор. — Мы же все здесь свои…
— Да я и не хочу скрывать, только… очень неприятно… — сказал Бьерклунд. — В соседнем поселке одна молоденькая девушка оказалась зараженной… сифилисом…
— Уже? — воскликнул профессор. — Это, что же, подарок ее белых братьев, что ли?
— По-видимому, да… — пожав плечами, сказал доктор.
— Туземцы раньше этой болезни не знали. Сейчас у наших идет горячее собрание: умоляют больного назвать себя, не подвергать опасности всю колонию, детей, но все молчат. На ушко мне шепнули, что это дело Скуйэ, но вслух сказать боятся: они забрали страшную силу и терроризовали всех.
— Видите, друг мой, как скоро дала нам жизнь иллюсттрацию на тему об искушении в пустыне!.. — сказал профессор Пэмброку. — Человек за прелести маленькой, черной, губастой Евы снова и снова отдал рай, — правда, на этот раз только коммунистический… Это что такое? — перебил он себя, когда в открытую на террасу дверь вдруг послышалось какое-то унывное хоровое пение.
Он встал, эаглянул на дорогу и воскликнул:
— Посмотрите-ка: голые!..
По залитой солнцем дороге шла толпа голых русских сектантов и в унисон тянула:
Наше вышнее призванье
В жизни радость разливать
И под гнетом испытанья
Людям Бога указать…
И, перебивая пение, со всех сторон летели крики:
— Все берите!.. Ничего не жалко!.. Не будем служить мамону, не будем купаться в крови человеческой!..
И они срывали с себя последнюю одежду и бросали ее прочь. Черные, и без того уже перегруженные всяким добром, шли следом и добродушно скалили свои белые зубы. Они думали, что это какая-то игра белых…
— А-а, бунт!.. — заревел, вырываясь из-за угла, Гаврилов. — Врете… И вы будете работать все… Скуйэ, заходи спереди… Эй, ты… как тебя? черт, не пускай… Бей их, черт их совсем дери…
Раздалось несколько беспорядочных выстрелов из револьверов, крики боли и ужаса. И сектанты, и черные бросились во все стороны, падая и роняя вещи.
Маслова бросилась между стреляющими и бегущими и исступленно кричала:
— Что вы обезумели, изверги? Что они вам сделали?
— Дай ей по башке, старой чертовке, Скуйэ!.. — распаленный, крикнул Гаврилов. — Вот так!..