— Слушай, раз уж я здесь, пойди приляг. А я и тебе принесу чашку чаю.
— Нет, я не хочу лежать. Мне надо возвращаться к прежнему образу жизни, раз ты уже уезжаешь. Я думала, вы хотя бы до Нового года останетесь. И мисс О’Коннор очень удивилась…
— Да, я заметила, что она все время чему-то удивляется, — ответила Хелен, гремя чашками и кастрюльками. А потом вспомнила: осталось всего пять часов. Надо быть вежливой и спокойной. В конце концов, если она выйдет из себя, ей же будет хуже.
— А сама мисс О’Коннор хорошо провела Рождество? — спросила Хелен весело.
— Понятия не имею. Она обычно ездит к сестре. Больше у нее никого нет.
Прошла уже целая вечность, а вода в кастрюльке все не закипала.
— И что, он теперь целыми днями валяется в кровати? Вообще не одевается и не выходит из дому?
«Спокойно, Хелен. Не спеши отвечать. Постарайся выдавить из себя улыбку».
— Обычно мы встаем в одно и то же время. В один день Ник готовит завтрак, на следующий — я. Потом мы выводим на прогулку Хичкока, я иду на автобус, а Ник забирает газету и возвращается домой. — Все это было произнесено так спокойно, как будто она рассказывала сказку об идеальной жизни.
— Неужели он хоть что-то готовит?
— О да, конечно. Ты же видела в эти праздники, как он любит, чтобы ему что-то поручали.
— Насколько я заметила, он только носил тарелки туда-сюда.
«У кастрюли, наверное, дырявое дно. Разве требуется столько времени, чтобы вскипятить воду?» — Хелен снова улыбнулась и завозилась с подносом.
— Вот как, подашь чай по-королевски, на подносе?! Раньше вполне достаточно было в руках отнести две кружки.
— У тебя здесь столько красивой посуды. Жалко, что эти вещи редко используются.
— Думаю, что он ждет не дождется, когда все это можно будет прибрать к рукам. Я обратила внимание, как он восхищался старинным бюро. Заявил, что это дорогая штука.
— Мне кажется, Ник просто хотел утешить тебя, мама, после того, как ты сказала, что у тебя нет никаких накоплений и вообще ничего ценного. Он просто указал тебе на то, что у тебя есть красивая старинная мебель.
— Не ему указывать мне на что-либо. В его положении, после того, что он совершил, не стоит вообще кому-либо возражать.
— Он говорил это, проявляя участие, мама. — Голос Хелен звенел холодком. Она была уже на грани. Раньше мать только ехидничала и намекала. А теперь перешла в открытое наступление.
— Нет, серьезно, Хелен. Это унизительно и для меня, и для тебя. И он еще нас жалеет! Не думай, что никто ни о чем не догадывается. Все всё знают. Я все время одна и принимаю все удары на себя, но мне как-то удается сохранить лицо.