Сказав это, Абальд сделал шаг вперед и медленно засучил рукава просторной шелковой рубахи, прежде небрежно скинув камзол прямо на пол.
Я поднесла руку ко рту, сдерживая невольный вскрик. Под тонкой тканью скрывались такие ужасные шрамы, подобных которым я еще не видела. Создавалось такое впечатление, что Абальду однажды не повезло встретиться с диким хищником, который от души подрал его когтями.
— На руках — это еще цветочки, — глухим от затаенного бешенства голосом произнес Абальд. — Ты бы видела мою спину! Отец считал это забавным. Он говорил, что таким образом оттачивает свое мастерство целителя. Сначала уродовал меня, а потом, через день или два, а порой и через неделю, в зависимости от тяжести моего так называемого проступка, принимался лечить. Причем неудовольствие отца могла вызвать любая мелочь. Не так сел, не так посмотрел на него, недостаточно быстро ответил на вопрос. Но особенно злило его, конечно, то, что я был не в силах усвоить простейших заклинаний. Только сейчас я понимаю, что дело было не в моей тупости или нежелании учиться. Просто я до смерти боялся отца, поэтому не мог запомнить простейших вещей. Все перекрывал дикий, животный страх того, что я разозлю его и он опять примется «учить» меня.
Абальд прерывисто втянул в себя воздух и замолчал, белыми от ненависти глазами уставившись куда-то поверх моей головы.
— Тихо, тихо, мой маленький, — попыталась успокоить его Хельга, по иронии судьбы или специально воспользовавшись теми же самыми словами, что и он совсем недавно.
— Да, пожалуй, меня сочли бы сумасшедшим, если бы я осмелился рассказать кому-нибудь о зверствах отца, — продолжил Абальд ровным безжизненным голосом. — Сколько раз я умолял мать сбежать! Но она лишь беззвучно плакала и просила меня говорить потише. А самое обидное: ей было куда и к кому уйти. Ее родители души не чаяли в дочери и при этом недолюбливали ее мужа, моего отца. Наверное, чувствовали, что не все так ладно в нашей семье, как кажется со стороны. Сколько раз при мне бабушка заводила с ней осторожные разговоры. Мол, дочка, если тебе плохо, если тебя обижают — знай, мы всегда будем рады принять и тебя, и нашего внука. И плевать на пересуды соседей! Правда, однажды отец зашел не вовремя. Бабушка испуганно замолчала на полуслове, но отец услышал достаточно. Больше я ее в нашем доме не видел. Отец запретил родителям жены приходить в гости. А мать около недели не выходила из комнаты, по всей видимости, отлеживаясь после очередного жестокого урока.
— Жуть какая! — не выдержав, воскликнула я.