В 1965 году – следующая веха – Н. Я. впервые вздохнула не просто спокойно, но и победительно. Провинциальные вузы были уже все позади, а в своей кооперативной квартире она вольна была теперь делать всё, что угодно. То, чем она занялась там, в Тарусе и Пскове, здесь, на Большой Черемушкинской, она закончила, перепечатала и передала в испуганные, но надежные руки Кларенса Брауна.
И приступила к следующим своим делам – к переживаниям за “Разговор о Данте” и к написанию любящей книги об Ахматовой; к извлечению архива О. М. у Харджиева и собственному погружению в этот архив, в поэзию и в творческую стихию Мандельштама. Затем – к отказу от книги об Ахматовой и написанию совсем другой книги – книги о времени и о себе. Если эта “Вторая книга” и сведение счетов, то всё же не с упоминаемыми в ней людьми, а со временем, в котором и ей, и упоминаемым людям выпало вместе жить.
Следующий и, кажется, уже последний прижизненный этап в поединке со временем – 1973 год. И вовсе не потому, что Мандельштам вышел наконец и в “Библиотеке поэта”, а потому, что в 1973 году, переправив на Запад остатки архива, Н. Я. освободилась и от этой – последней – ответственности перед памятью мужа.
Время, конечно, стачивало ее, скашивало, как каблук, но отныне оно работало не против, а за нее. Свободный выход на родине его и ее книг, величания по случаю юбилеев и открытия ему (а дважды и ей вместе с ним!) памятников и мемориальных досок по всему миру – всё это было подготовлено ею, а происходить могло, происходило и будет происходить уже без нее.
Вот так Надежда Яковлевна переупрямила и время!