Стала устраиваться спать, я дала ей на ночь обычные таблетки, две слабительные и половинку снотворного. Попросила посидеть рядом с ней, потом сказала, что какой-то голос говорит ей: “на Руси”. Спросила меня, слышу ли я. Я сказала: нет. Немного полежала, закрыв глаза, потом сказала: “Теперь говорит: в лесу”. Еще позже спросила, какая машина гудит в комнате. Но было тихо, правда, под окнами ходит трамвай (не в этот момент). Я и сказала, что, может, это трамвай, но она покачала головой: нет. Потом попросила позвонить Ю. Ф.[873], очень ему доверяла, рассказала это всё. Было похоже, что она хочет спать, что меня удивило несколько, обычно она не засыпала раньше часу ночи, а то и позже. Но просила сидеть рядом. Дыхание у нее было довольно тяжелое, но и это было привычным для нас, она так и раньше дышала. Короче говоря, я ничего не чувствовала. В какой-то момент, еще не заснув, она вскрикнула, на лице был ужас. Я спросила: что? Она говорит: “кошка”, а потом: “страшно”. Я сказала: “Помолитесь Богу, Над. Як.”. Она сказала: “Я молюсь”.
Но я-то ничего не понимала, и потом, когда она заснула, это было около полтретьего ночи или чуть раньше, я думала, что она спит. Но хотя это была первая спокойная ночь за все мои дежурства и Над. Як. ни разу не позвала и не разбудила меня, как было раньше (со всеми), как-то было неспокойно, я прислушивалась к ее дыханию и считала: было около пятидесяти в минуту, а пульс ровный.
После 7 утра я стала ждать, что она проснется и попросит кофе – как обычно. Но она спала, я так думала, дыхание было такое же частое. Спала она всегда на спине и позы во сне не меняла, так было и тогда. Я ждала, уже было совсем утро, кто-то звонил, я всем говорила, что Над. Як. спит, потом звонил Г. Г.[874], он должен был приехать с электрокардиограммой, она ждала его звонка накануне. Я и ему сказала, что она спит.
Лицо было удивительно спокойное и какое-то очищенное, умиротворенное. И только около 10 утра дыхание вдруг стало очень редким, я считала, сначала пятнадцать, потом двенадцать, потом восемь в минуту. Позвонила Г., он сказал: вызывайте “скорую”, я вызвала, еще минут пять она дышала, но совсем редко, я уже не считала, а только ждала, будет ли еще вздох.
Умерла она без пяти одиннадцать утра, то есть перестала дышать. Но я как-то не смела подумать, что уже всё. Это был не страх, а просто я не могла взять, что ли, такую ответственность и утверждать это. Пришла та девушка, которая должна была сменить меня утром в 10 часов, но предупредившая, что опоздает. Она спросила первая: “Она умерла?” А врачи приехали в полдвенадцатого, один пощупал пульс и сразу сказал: “Когда бабушка скончалась?” Сразу же и обмыли, и одели в единственное ее красивое платье, и положили на стол, пока без гроба. И сразу же стали читать псалтырь.