А в комнате, теперь только при свечах (чтобы не было лишнего тепла – слава богу, батареи не греют), читают псалтырь.
Приезжает Ташка, пытается рисовать. Завтра Л. Мурина приведет делать маску.
Ищут отца Александра. Врач “скорой” подбивал милиционера всех разогнать и опечатать. А то, может, у старухи тысячи под подушкой.
В комнате пусто. Не те книги… учебник итальянского. Только на стенах картины и на книжной полке фотография нашего Пети[885], еще совсем маленького.
На кухне дым коромыслом. Юра Фр<ейдин> привез нотариальное завещание на 5 человек без подробностей. Надеется, что сыграет роль охранной грамоты против милиции. А у Жени Лев<итина> бумажка с распоряжениями, кому что. Кому-то картина Фалька, но “с нагрузкой” – работой Ел<ены> Мих<айловны>. Распоряжения о мебели почти шекспировские.
Уезжаем в 12-м часу в полной неясности. Отпевать хотят в Пушкине (у отца Ал<ександра> Меня), а где хоронить, непонятно – м<ожет> б<ыть>, на новом кладбище в Пушкине. Завтра утром приедет похоронный агент и профессионал из Литфонда (Лев Наумович) со своими предложениями – тогда будем решать. Все ругают Ел<ену> Мих<айловну>.
<30 декабря 1980 г.>
До 12 всё неясно. Отпевать в Пушкине нельзя: катафалки за город не ходят, а перевозить гроб можно только в катафалке. Наконец, решено, что отпевать будут в церкви у Речного вокзала 1-го, где же хоронить – еще не решено. Уезжаю в Абр<амцево>.
<1 января 1981 г.>
1-го в 6 утра собираюсь в Москву. Приезжает Мила[886]. Всё сдвигается на сутки: отпевание 2-го в 11 утра. Ночью вспоминались “предвестники”: 28-го купил № 12 “Вопр<осы> лит<ературы>” с мандельштамовскими публикациями (для Н. Я.!), а 29-го утром в “Правде” статья Евг<ения> Сидорова о Дне поэзии с похвалами Н. Панченко (опять для Н. Я.!). И заехал бы из ФИАНа к ней (днем 29-го!), если бы не забыл дома Воплей.
Последний раз видел ее 17-го (после обид Г. Г.[887]) – разговор о профессорских самолюбиях, о верности и о том, что красота поэзии всё же выше красоты математики (ссылка на Гельфанда[888]). Так и не допустила она Гельфанда… Ругала “девок” за глупость и жадность. Вдруг вспомнила про Баратынского (читал ей прошлый раз), спросила подробности его юношеской “шалости”[889]. Как всегда, хвалит пастернаковских детей и спрашивает про Ташку. Обещаю привести Петьку, как только выздоровеет.
2 января
К 10:50 добрался. Церковь набита, но войти еще можно. Рядом прижаты Липкины и Белла Ах<мадулина>. Отпевает местный священник, сослужит отец Александр. Раз 15 повторяется: новопреставл<енная> раба Божия Надежда, новопрест<авленная> раба Божия Анна и еще рабы Божии Михаил, Владимир и Евдокия. Стоят два гроба: Надежды и Анны. Священник служит скороговоркой и абы как, но хор великолепен. Зачем столько раз повторяют имена отпеваемых?