. По всей видимости, он пользовался микрофильмом Принстонской коллекции, что не позволило ему прочесть эти письма в большем объеме и с большей точностью. Так что для нашего издания эти письма подготовлены заново.
Спустя десятилетие – следующий эпистолярный след. Это сохранившаяся у Павла Лукницкого телеграмма от 27 мая 1929 года – одно из бесчисленных звеньев той грандиозной “Битвы под Уленшпигелем”, что разразилась в 1928–1930 годах и разрешилась “Четвертой прозой”. По ходу этой битвы Н. Я. оказалась в Ленинграде, где поднимала на бой питерских друзей-писателей.
Шестой эпистолярий – письмо Н. Я. мужу от 19 ноября 1931 года, написанное из Боткинской больницы в ответ на его письма этих дней. Как и письма 1919 года, оно сохранилось в АМ, видимо, затерявшись среди писем самого О. М. Это письмо как таковое публикуется впервые.
Следующие пять писем Н. Я. к О. М. написаны на стыке 1935–1936 годов, когда оба корреспондента были вне Воронежа: О. Э. – в Тамбове, в нервном санатории, а Н. Я. – в Москве, хлопоча по делам мужа. Эти письма, как никакие другие, манифестируют те удивительные равенство и взаимозаменяемость, которые стали нормой для этой пары, видимо, еще с конца 1920-х годов. Приводятся, однако, не сами письма целиком, а лишь цитаты из них, содержащиеся в написанной по их поводу статье Р. Тименчика[7]. Местонахождение оригиналов писем при этом не раскрывается, а время раскрытия этой тайны, согласно воле владельца, тоже. Так что, хотя аутентичность писем сомнений не вызывает, их происхождение – с легким привкусом загадочности.
Самое последнее письмо – написанное еще при жизни О. М., но так и не отправленное ему в лагерь. С объяснением всех обстоятельств оно помещено Н. Я. во “Вторую книгу” в качестве заключительной главы (“Последнее письмо”). Оригинал – в АМ, в Принстоне.
В третий – самый обширный – раздел вошли письма Надежды Яковлевны и различные тексты о ней – воспоминания, переписки, документы.
Вообще-то большинство воспоминаний о Надежде Яковлевне возникло как реакция на книги ее собственных воспоминаний, в особенности на “Вторую книгу”. Среди них немало “мемуаров – ответов”, написанных теми, кого Н. Я. несправедливо, по их мнению, задела или обидела (например, Лариса Глазунова, Наталья Эфрос и др.). Выделяются – и объемом, и тоном, и пафосом – воспоминания Эммы Герштейн и Лидии Чуковской: обе оппонентки вступаются не только за себя (а Чуковская и вовсе не за себя), но и за других “фигурантов”. Часть мемуаристов (например, Эдуард Бабаев, Валентин Берестов и др.) стараются проявить максимум понимания обеих сторон диалога и по возможности уклониться от необходимости определиться в нем и давать оценки. А некоторые (и в первую очередь Иосиф Бродский) бросаются на защиту самой Надежды Яковлевны от несправедливостей уже в ее адрес. Маятник, который Н. Я. качнула сама, разогнался и с тех пор не хочет останавливаться.