Итить ять! Хотя… Разве для меня что-то новенькое? Давненько Демократическую Россию не вспоминал? А ведь Родину надо помнить. Постоянно. Ежедневно и еженощно. Потому как Родина — тебя не забудет. Нигде и никогда. Найдёт и поимеет. Всем накопленным за тысячелетнюю историю арсеналом средств и способов. И очень надо учитывать местных «святорусских» особенностей. Потому что»… и хрен меня потом найдут» — здесь не сработает. Потому что в любом чужом месте, достаточно далёком для «хрен», ты будешь — «сам никто и звать никак».
— А… Так ведь… Но, дядя Демьян, коль ты про таких людей знаешь, про злыдней и душегубов, так что ж ты их в поруб не покидаешь? Татей да воров?
— Хм… «Не пойман — не вор» — слышал? Мелочь-то попадается. А вот серьёзных людей… Высоко сидят, Ванюша. Просто так, по слову, хоть твоему, хоть моему… Доказать, вишь ты, вину надобно. Вот кабы окольничий посадника живым сюда приволок… а он, с чего-то, страдальца на месте прирезал… Мда. Так что, ходи милок, да опасайся: могут и подослать кого. По твою душу. Вот если бы ты ко мне попросился… жил бы себе припеваючи, тут у меня спокойно, никакой злыдень не сунется, людишек бы верных присматривать поставил. А так… пущай уж Гаврила-оружничий слёзы проливает. Над телом твоим белым.
Столь красочно обрисованные перспективы… пейзаж художника Верещагина «Апофеоз войны». С пирамидкой из одного черепа. Моего.
Ой ли? На понт берёт?
— Да полно тебе, дядя Демьян, меня страстями стращать. Нешто с Княжьего двора каждый божий день зарезанных упокойничков волокут? Тут же стража, княжьи слуги… откуда тут лихим людям взяться?
— Ага. Ну-ну. Оно конечно. Но… Ежели что — не обессудь. Слышал, поди: «Вольному — воля, спасённому — рай». Вот как бы воля твоя — во спасение райское до срока не претворилась…
Я откланялся, давешний «салоп» проводил меня до нашей казармы. Присвистнул на прощание выбитыми зубами, сделал пару шагов в сторону и исчез — пропал в ночной тьме подворья. Фонарей нет, окна не горят. Темно как…
Да факеншит же! В Африке столько негров нет, чтобы на всю «святорусскую темноту» — задниц хватило!
На ощупь взобрался на крыльцо. Хоть и из одной ступеньки, а шею сломать можно. На ощупь, в абсолютной темноте, пробрался через сени. В нашей «опочивальне» было чуть светлее — слабый отсвет от ещё не полностью прогоревших углей в печи.
Спать… какой сон, когда рядом храп, пук да зубовный скрежет! Устал, в глазах — будто песком насыпано. Хочу спать и не могу. Беседа с кравчим… просчитать не могу.
Он может и сам подослать. Я тут много чего наворотил. Могут посчитать, что лишнее знаю. Не «могут» — посчитают обязательно! Вопрос только — когда? Нехрен мне было сюда ехать! Ведь сказано же народом: «с глаз долой — из сердца вон»! А куда? — Без «службы» — нет «шапки». Назвался бояричем — полезай в… в куда влезть пустят. Или — «рассосался быстренько»? — В быдло. В тягловые, в простонародье, в народ русский. «И место твоё у параши».