Когда дождь прошел и солнце снова согрело их, Грейнджер спросила:
— Ты женился в церкви или в магистрате?
— В церкви.
— Большая, нарядная свадьба?
— Не слишком. Ни родителей, ни родственников. Несколько знакомых из церкви Би, которая в конце концов стала и моей церковью.
На самом деле он ничего не помнил о свадьбе, но помнил свет, льющийся в окна, то, как серый ноябрьский день неожиданно преобразился под лучами солнца.
— Было хорошо. Я думаю, все весело провели время. И мы запаслись алкоголем, но я не пил и даже не испытывал искушения. Что для меня явилось достижением, потому что, ну… ты понимаешь… Я алкоголик.
— И я, — сказала она.
— Это с тобой навсегда, — подтвердил он.
Она улыбнулась:
— Как Бог, да? Но снисходительнее, чем Бог.
Они полежали молча. Два насекомых одного вида нашли друг друга на животе Грейнджер и стали спариваться.
— Могу поспорить, что Элла Рейнман тайно закладывает.
— Что делает?
— Это сленг, пьет она, алкоголичка. Я думала, ты поймешь.
— Никогда не поздно расширить словарь.
— Думает, что она самая умная, — ворчала Грейнджер. — Думает, что видит тебя насквозь и может предсказать, сорвешься ты или нет. Но с нами она промахнулась, как ты думаешь?
Питер молчал. Он ничего бы не добился, если бы рассказал ей, что алкоголь, которым он пропах, когда она тащила его из хижины Тартальоне, — это лишь то, что он пролил себе на грудь. Пусть думает, что они пустились во все тяжкие вместе, пусть думает, что и он слетел с катушек, потеряв стыд. Так получалось добрее.
— Я была другим человеком, когда проходила собеседование, — сказала она. — Это было миллион лет тому. Люди меняются.
— Да, люди меняются.
Насекомые закончили и улетели.
— Расскажи мне, какое платье было на невесте, — попросила Грейнджер.
— Белое, — ответил он. — Точно такое, какое воображает каждый, обычное, ничего особенного. Разве что оно являло собой одно огромное символическое заявление. Белизна его. У Би было ужасное прошлое, в сексуальном смысле. Ее… скажем так, ею жестоко попользовались. И она не позволила этому разрушить себя.
Грейнджер почесала руку. Постоянная влажность пробудила аллергию в шрамах.
— Не надо про символизм. Расскажи подробнее про платье.
Он стал вспоминать. Он объял взором всю Галактику, целясь в спальню их дома в Англии.
— Ну, у него не было длинного шлейфа. Рукава-фонарики, не сильно пышные, просто элегантные, и потом сужающиеся книзу. Из парчи на… животе, и на воротнике тоже, но на груди мягче и шелковистее. Юбка до щиколотки, не до самого пола.
Грейнджер кивнула, хмыкнув. Она получила то, что хотела.