«Я ИСКРЕННЕ БЛАГОДАРЕН ЗА ВСЕ, ЧТО ИМЕЛ И ЧТО ВИДЕЛ», — гласила надпись.
Они стояли и смотрели на крест несколько минут, обрывки палатки хлопали на ветру.
— Я возвращаюсь домой, — объявила Грейнджер трясущимся голосом и со слезами, — чтобы найти папу.
Питер обнял ее за плечи. Наступил момент, когда он был призван сказать единственно верные слова. Кто бы он ни был, священник или просто человек, его задача была смирить их обоих с судьбой. Не будет возвращения домой, не будет воссоединения с отцом, они заблудились и скоро умрут. Молния поразила их, а они не поняли знамения.
— Грейнджер… — начал он.
Мыслей не было, он надеялся, что вдохновение одолжит слова языку.
Но прежде чем он смог продолжить, медлительное бренчание, которое они приняли за ветер, колеблющий палаточные ошметья, усилилось, и оливково-зеленый джип проехал мимо них, замедлился, остановился и сдал назад.
Коричневая голова с белыми глазами и белыми зубами высунулась из окна.
— Ребята, вы закончили здесь? — завопил Би-Джи, газуя. — Ибо кое-кому из нас пора за дело.
26
Он знал только, что благодарить стоило
Весь обратный путь Питер слышал — только слышал, но не видел — плач и стесненное дыхание, вспышки отчаяния и гнева, порой неясные, а порой очевидные. Он сидел на переднем сиденье, почти плечом к плечу с великаном Би-Джи, впрочем его собственные плечи в сравнении с горой мускулов Би-Джи выглядели довольно хилыми. А позади них скрытая от глаз Александра Грейнджер переживала адские муки.
Би-Джи рулил молча. К его обычно добродушному лицу прилипла угрюмая маска, блестящая от пота. Он сосредоточился или делал вид, что сосредоточился на дороге впереди — дороге, которую и дорогой-то нельзя было назвать. И только глаза выдавали смятение.
— Пусть только попробуют меня остановить, — говорила Грейнджер. — Они не могут меня тут держать. Мне плевать, сколько это стоит. Что они мне сделают? Засудят? Убьют? Мне надо домой. Могут удержать зарплату. Четыре года задаром. И разойдемся поровну, да? Они должны меня отпустить. Папа еще жив. Я чувствую это.
Би-Джи глянул в зеркало заднего вида. Может быть, под этим углом ему было видно больше, чем Питеру. Все, что видел Питер, — узкий прямоугольник черной обивки, пульсирующий и вибрирующий за искажающей занавесью воздушных потоков, угодивших в ловушку салона.
— Четыре года работы фармацевта, — не унималась Грейнджер, — четыре года я таскала лекарства для этих мелких уродцев. Сколько это стоит, а, Би-Джи? Смогу я оплатить дорогу домой?
Би-Джи поморщился. Не так-то уж часто ему приходилось сталкиваться с кризисами доверия.