«Три еврея» представляются наиболее интересными в этой дилогии.
Это яркий, искренний, вплоть до подлинных имен («К сожалению, все правда», – сказал Сергей Довлатов), разоблачительный и даже наглый рассказ о том времени. Соловьев не жалеет никого, кроме, наверное, Бродского. Больше всех достается Кушнеру, но не щадит он и себя. Резкая повесть Соловьева может раздражать до безумия персонажей, им описанных, особенно Кушнера, которого автор не перестает уличать во лжи, в частности, в его воспоминаниях о Бродском. Эти скандальные «Три еврея», полагаю, будут интересны всем, кто хоть как-то знаком с миром советской литературы 70–80-х. В отличие от желтой прессы, Соловьев практически всегда доказателен. А «Post mortem» – ценнейшее произведение для всех, кто любит стихи Бродского и интересуется его личностью. И до, и после смерти.
Егор Радов. «Лехаим». Москва
POST MORTEM. ЗАПРЕТНАЯ КНИГА О БРОДСКОМ
Вышла еще одна, после «Романа с эпиграфами», скандальная книга живущего в Нью-Йорке критика и писателя Владимира Соловьева. Соловьев любит Бродского безумно. Хотя слово «безумно» для него не подходит. Соловьев умный, я бы сказал, слишком умный. Навязчиво умный. Давит на тебя интеллектуальной независимостью, как бульдозер… Книга Соловьева мне чрезвычайно понравилась. И это именно «заветная» книга, то есть выношенная, глубоко заранее продуманная (не «даль свободного романа») и как бы окончательная. Для Соловьева, разумеется, окончательная.
…Соловьев прежде всего удачно выбрал «точку зрения». Его героиня обожает стихи Бродского, но отказывает ему в сексуальной близости как старику, а значит, с автора и взятки гладки. Сделав свою девушку такой же умной, как он сам, Соловьев беспощадно анализирует личность Бродского, особенно в поздний период его жизни. Я еще не читал книги, в которой Бродский был бы показан с такой любовью и беспощадностью.
…Книга одновременно очень рациональная и эмоциональная. «Рацио» – от Соловьева, оттенки чувств и переживаний – от героини.
Рационально Соловьев делает вывод, что Бродский – это такой «self myth», «собственный миф». Человек хотел одного (любви изменившей ему в Ленинграде женщины), а делал другое: писал потрясающие стихи, получал Нобельку, разруливал ситуацию в американской русскоязычной литературной диаспоре как «пахан» и так далее. И мучительно заботился о своей посмертной славе. О том, что будет за «концом перспективы». А похоронили рядом с фашистом и антисемитом Эзрой Паундом. А клевреты растащили славу на куски, каждому хоть по крохотному, но кусочку. Так тебе и надо. Живи реальной жизнью. Не делай из себя культа.