Быть Иосифом Бродским. Апофеоз одиночества (Соловьев, Клепикова) - страница 497

Но поскольку «по-женски» Соловьев через свою героиню в Бродского влюблен, та же ситуация выглядит совсем иначе. Старик, но какой!

Сколько ума, таланта, бесстрашия в оценке мира и людей! Вариант

«Башни из черного дерева» ныне покойного Джона Фаулза. Вот такая вышла книга.

Павел Басинский. «Русский курьер». Москва

* * *

Перед нами последовательно раскрываются все комплексы, человеческие слабости и «тайные пороки» знаменитого поэта. Происходит решительное срывание всех и всяческих масок, окончательно сдергиваются последние покровы тайны с некоторых темных страниц куда как непростой биографии… Наряду с достаточно любопытными рассуждениями и гипотезами окончательно расставляются все точки над i и по поводу страстей и заблуждений Бродского, и в отношении «катастрофы личной жизни», известной многим истории «менажа а труа», и тому подобных пикантных нюансов.

«Ведомости». Москва

* * *

Те, кто любит Иосифа Бродского (да и те, кто его терпеть не может), почерпнут немало интересного из книги Владимира Соловьева «Post Mortem. Запретная книга о Бродском. Фрагменты великой судьбы: роман с автокомментарием»…

Владимир Соловьев умеет держать читателя в напряжении, в книге есть своя внутренняя интрига, есть столкновение разных мнений (как реальных, так и вымышленных героев). Повествование ведется от лица некоей молодой женщины, которая как бы обращается к умершему Иосифу Бродскому, монолог чередуется с диалогом, сменяющимся перекличкой противоречивых голосов. Текст нашпигован множеством раскавыченных цитат (первоисточники указаны в комментариях).

Стиль – живой, яркий, с потоком сознания, ненормативной лексикой и прочими атрибутами современной прозы.

Автор приятельствовал со своим героем и в Питере, и в Нью-Йорке, где живет и ныне. Он настаивает на том, что его книга – настоящий роман, который он противопоставляет многочисленным мемуарам:

«У меня – правдивая ложь, у них – лживая правда». В основе сюжета – любовная драма Иосифа Бродского. Автор утверждает (и, похоже, он прав), что главной душевной травмой для Бродского был не суд, не ссылка, не запрет на профессию поэта, а измена любимой женщины, Марины Басмановой, и коварство «верного» друга, тоже поэта, Дмитрия Бобышева, которому он так опрометчиво доверил свою невесту…

Эта незаживающая рана болела всю жизнь. Кстати, позднее Бродский объяснял, почему он был так невозмутим на суде: «Это было настолько менее важно, чем история с Мариной, – все мои душевные усилия ушли, чтобы справиться с этим несчастьем». Он, наверное, сам был изумлен, когда обнаружил, что оказался таким однолюбом. «Есть квота любви, положенная на человеческую душу, – откровенничал Бродский, – любить можно только один раз».