Индейцы пауни почитали волка за физическую силу и особенно за хитрость, волчьи шкуры нередко были атрибутом ритуальных действ. И хотя Гласс часто охотился на волков вместе с племенем, он раньше и подумать бы не посмел о том, чтобы без оружия, с одним факелом врываться в середину стаи, пожирающей добычу, и отбирать у них мясо.
Пять веток полынного куста топорщились, как гигантские скрюченные пальцы, от них отходили мелкие отростки, покрытые корой и ломкими голубовато-зелеными листьями. Гласс выбрал куст покрепче и сунул в костер, ветки тут же занялись, и через миг над ними уже ревело пламя высотой в фут. Слишком быстро! Ветка догорит прежде, чем Гласс подползет к волкам, а уж отгонять их и вовсе будет нечем. Значит, надо подстраховаться: не зажигать сразу всю полынь, а тащить охапку как есть и добавлять к горящему факелу по мере надобности.
Хью в очередной раз покосился на волков. Те вдруг показались грозными исполинами, и Хью чуть не отказался от затеи, однако поспешил себя одернуть: пока есть шанс – нельзя его упускать. С горящей веткой в руке и с четырьмя другими про запас он пополз по берегу в сторону волков. В полусотне шагов от него вожак с волчицей оторвались от окороков поглядеть на странное животное, подбирающееся к бизоньей туше, но в их взглядах читалось любопытство, а не вызов. Свою долю мяса они получили, остальное их не очень заботило.
Когда Глассу оставалось шагов двадцать, сменившийся ветер донес запах дыма до четверых волков у туши, и те разом обернулись. Гласс от неожиданности застыл. Волки, издалека казавшиеся ему почти собаками, вблизи совсем не походили на мирных псов. Один из них, белый, поднял окровавленную морду и чуть подался в сторону человека, приопустив плечо – то ли наступая, то ли защищаясь.
Белого одолевали разом два инстинкта: отстоять добычу и спастись от огня. Второй из волков, с оторванным ухом, поравнялся с первым, остальные двое, пользуясь случаем, еще охотнее вгрызлись в тушу. Огонь, охвативший полынь, начал мигать и гаснуть, и белый волк сделал еще шаг к Глассу. Тот вдруг припомнил тошнотворное ощущение от медвежьих когтей, вонзающихся в тело.
Вдруг полыхнула вспышка, и над равниной разнесся низкий рокот грома, – упала капля дождя, пламя факела дрогнуло под порывом ветра. Хью сжался, молясь только об одном – чтобы дождь повременил. Сейчас и без того приходилось спешить: белый нацелился прыгнуть, оставалось лишь уповать на то, что волки не ждут нападения.
Гласс перебросил полынные ветки из правой руки в левую, где догорал предыдущий стебель, и огонь вспыхнул с новой силой. Пук он держал обеими руками, так что на ладони уже было не опереться, – и по правой ноге, на которую пришлась часть веса, сразу же разлилась боль. Шатаясь и едва не падая, Гласс на коленях пополз к волкам, яростно размахивая факелом, как мечом. Он пытался выдавить из горла хоть какой-то звук, однако вместо желанного крика выходил лишь слабый стон.