Под вежливые аплодисменты Аркадий вернулся на место.
— Ну как? — тихо спросил, глядя по сторонам.
— По-моему, выразительно, громко. Зря меня приплел, — сказал я. — С другой стороны, почти никто не слушал. Напрасно распинался.
— Ай, — Аркаша махнул рукой, — не очень-то и надо.
В зале громко зааплодировали. На сцену поднялась Сара Адольфовна Арцимович. Потом вышел Моисей Хаймович Гауптман. Свои выступления они начинали на иврите.
— Аркаша, откуда в городе столько евреев?
— А где их нет? — отмахнулся Аркадий. — Пусть живут, раз не довезли до Сибири.
— Ты как-то… неласково про подшефных…
— Знаешь, сколько крови выпили, пока готовили вечер? То не так. Это не эдак. Привередливые — ужас. Не желают, как у всех, еврейские морды. Хотят, чтоб у них лучше было.
— Может, это хорошо?
— Во всяком случае, не для меня.
Выступления и доклады как-то незаметно перешли в концерт. На сцене появился скромный камерный оркестр — несколько скрипок, контрабас, фортепьяно. Ударник прошелся по тарелкам, задавая ритм и настраивая публику. Солист московского ансамбля — молодой человек с густыми черными волосами, прижатыми сверху кипой, быстро завладел вниманием зрителей. Его светлый костюм бабочкой- капустницей метался по залу. Мотылек то и дело слетал с подмостков. На секунду присаживался на свободное кресло рядом с какой-нибудь симпатичной брюнеткой. Вспорхнув, перелетал в другой ряд. Затем опять мелькал на сцене. Подпевали ему дружно. Всем залом. В основном куплеты из советских песен. Потом зазвучали знакомые одесские мелодии. Знаменитые «Семь сорок», «Тумбалалайка», «Еврейское танго»…
Все как в Одессе. Вспомнились Приморский бульвар, Дерибасовская. Нежный запах акаций. Звуки портовых кранов. Глубокое дыхание прибрежных волн… И везде, в каждом уголке города — эти чудные еврейские мотивы с вежливо-сдержанным тромбоном, глухим барабаном и нежной, пронзительной скрипкой. Точно такой, как сейчас на сцене…
— Кажется, все нормально, без провокаций, — шепнул довольный Аркадий. — Пойду телефонирую начальству и, пожалуй, отчалю. Если завтра позвонит Галина, скажешь, были на мероприятии вместе.
— Долго?
— Думаю, до утра.
Галка — жена Аркадия. Мы с ней были почти незнакомы. Иногда она звонила мне, разыскивая супруга.
— И еще, если что-то пойдет нештатно…
— Например, — говорю, — весь зал напишет коллективное заявление о приеме в КПСС?
— Отстань.
— Добровольно осудит антинародную политику Ицхака Рабина?
— Ну, типа провокаций. Позвони мне. Я буду по этому телефону.
Аркадий сунул мне бумажку с цифрами.
— О чем ты? Какие провокации? В зале приятные люди. Поют, отдыхают…