Маленький вестибюль хирургического отделения. К самой двери операционной свезли несколько металлических каталок. На них — готовые к операции бедолаги, укрытые серыми, застиранными простынями. Лица отрешенные, бледные, без выражений. У всех позади ранний подъем, клизма, длинный путь на шатких тележках по сонным коридорам больницы. Гулкий стук открывающихся дверей грузового лифта. Брань санитаров, запихивающих в узкое пространство четырехколесную каталку. Снова мат на выходе из лифта. Быстрое параллельное скольжение неподвижного тела вдоль потолка. Мелькание светильников и перекрытий… Остановка. Смиренное ожидание своей участи у двери операционной.
Появляется хирург — веселый, довольный, энергичный. За ним шумная свита из нескольких ассистентов и медсестер.
— Так, кто на ампутацию? — бодрым голосом спрашивает он пациентов.
Молчание.
— Кто на ампутацию правой верхней конечности? — громче повторяет хирург.
Становится ясно, что желающих расстаться с руками нет. Я искоса поглядываю на соседей. Все затаились, молчат. Авось, пронесет. Интересно, как они себе это представляют. Отменят операцию? Забудут? Отвезут снова в палату, а там рассосется… Или, может быть, отрежут кому-то другому? Другому — смешно. Стоп. А кто другой-то? Я лежу под простыней голый, в одних бахилах. У меня аппендицит. Понятно, руку не отрежут. Впрочем, гляжу на закрытые марлевыми повязками суровые лица персонала и чувствую — с них станется. Отсекут — и пикнуть не успеешь.
— У меня аппендицит, — тихо говорю я.
Хирург подходит. Слегка задирает простыню. Мельком глядит на мое посиневшее тело. Потом спрашивает:
— Чем докажете?
Бред какой-то.
— Да у него аппендицит, — выручает медсестра. — Я его помню. Он вчера поступил с острым.
На всякий случай я вытягиваю обе руки. Начинаю шевелить пальцами. Мол, с руками все в порядке. То же самое делает сосед на каталке слева.
— Грыжа. У меня грыжа, — радостно сообщает он хирургу.
Доктор повернулся и шагнул к мужчине на каталке справа. Тот лежит с каменным лицом. На глазах слезы.
— Что же вы, — говорит хирург, подмигнув ассистенткам, — чуть не подвели своих товарищей по несчастью. Нехорошо. Как нехорошо.
Только сейчас до меня доходит: врач шутит. Разминается перед операцией. Чудак. Это про таких, как он, слагают больничный фольклор:
— Доктор, — спрашивает пациент хирурга, устраиваясь поудобней на операционном столе, — я жить буду?
Хирург, задумавшись, отвечает философски:
— А смысл?
Теперь он делает знак санитарам — везите двурукого первым. Беднягу закрывают простыней и увозят в операционную.