— Пап, а что едят на поминках?
— Как обычно, кутью, первое, второе, кисель…
— Что такое кутья?
— Ничего особенного. Каша с изюмом.
Я прошел в гостиную. Устало опустился в кресло.
— А я думала, подают любимые блюда покойного…
— В этом был бы хоть какой-то смысл, — отвечаю рассеянно.
— И еще неплохо, если бы на похоронах звучала любимая музыка усопшего, — сказала дочь.
— Да, вероятно, ему было бы приятно.
Я никак не мог выйти из подавленного состояния. Чтобы поднять настроение отцу, Аня захотела сказать что-то хорошее. Она подошла. Встала рядом. Облокотившись на кресло, склонилась надо мной. Пообещала торжественно и серьезно:
— Пап, когда ты умрешь, мы с мамой угостим всех родственников и друзей твоей самой любимой едой.
— Какой же?
— Пивом, воблой и рыбными консервами.
— Хорошо, — говорю без энтузиазма, но на всякий случай решаю уточнить детали. Когда еще придется обсуждать эту грустную тему? — Пиво должно быть свежее и только бочковое.
— Разумеется, — соглашается дочь. — А еще мы поставим твою самую любимую бардовскую песню.
— Какую?
— Ну, ту — задушевную, которую вы с друзьями часто поете — «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Согласен?
После летучки ко мне подошел Фрайман. Сказал мягко, вполголоса:
— Сергей, не хотел говорить при всех. Тема деликатная. Речь идет о вчерашней программе с участием фронтовиков.
— Кажется, передача вышла неплохая, — отвечаю.
— Все так, — согласился Фрайман. — Поступило много благодарных звонков от телезрителей. Это отмечено в журнале дежурств… Но мне звонили из отдела пропаганды. Рекомендовали больше не звать пораженцев на студию.
— Какие же они пораженцы? Настоящие герои. Большинство — рядовые. Солдаты. Рассказывают о войне честно, без прикрас.
— Не до такой же степени. Некоторые выступали так, что не вполне ясно, кто же победил в Великой Отечественной. Короче, я тебя прошу как главный редактор, будь аккуратней с подбором выступающих. Согласен?
Я не стал спорить. Тем более, один из участников передачи был мой дядя. Хорошо, что никто не знал. А то обвинили бы в разведении семейственности на государственном телевидении.
Мой дядя, ветеран войны, свои фронтовые рассказы начинал примерно так: «Бежали мы от фрицев как-то в Прибалтике…» или: «Помню, отступали мы широким фронтом под Харьковом» и еще: «Чесали нас немцы в хвост и в гриву летом под Смоленском». Сначала дядю, как боевого старшину, часто приглашали выступить в школы. Потом заявок на него стало приходить меньше. И, наконец, ввиду пораженческих высказываний дяди, они вовсе иссякли.