— Как-то обошли мы фрицев с двух сторон.
— С флангов? — уточнил кто-то.
— Можно и так сказать. Пехота далеко вперед ушла. Минометчики отстали. Нам с железом за ними не успеть. Получилось так, — Андрей Андреевич на столе изобразил диспозицию. — Вот здесь мы, впереди наша пехота, сзади — артиллерия. И вдруг — откуда они и взялись, не пойму — штук десять танков с крестами выскакивают из рощи и идут прямо на нас.
— И вы приняли решение вступить в бой? — спросила учительница.
— Да, мы приняли решение. Уносить ноги. То есть я, Иван и Василий кричим: «Командир, надо отступать. Танки!» А лейтенант уперся и ни в какую:
— Будем драться! Будем отбиваться и стоять насмерть!
Мы кричим:
— Чем драться, товарищ лейтенант? Минами по танкам?
— Да, вертикальной наводкой.
Андрей Андреевич покачал головой:
— Хоть башковитый был, но пороху не нюхал. Молодой, совсем пацан. Мы кричим: «Бесполезно! Гиблое дело. Бежать надо, пока не поздно. Гусеницами передавят!» Он орет: «Стоять! Кто побежит, тому пулю в спину. Как трусу и предателю». Ну что ты будешь делать? — От нахлынувших воспоминаний Андрей Андреевич раскраснелся. Лицо покрылось мелкими капельками пота. — А немцы прут и прут, прут и прут. Вот они идут на нас из рощи. Десять танков. Наш взвод в открытом поле. Три расчета. Все как на ладони. Слева от нас — лес. Метров сто. Единственная возможность уцелеть — добежать до леса. Смотрю, первый расчет уже разобрал миномет. Вместе с командиром перебежками уходит. Второй расчет замешкался. Их всех тут же одним снарядом и уложили. Мы кричим лейтенанту: «В лес! Надо бежать в лес!» Ну, тут танки по нам как долбанут! Земля дыбом. Потом еще как долбанут. Мы хватаем миномет. Разобрать успели. Без оружия бежать нельзя. Спросят строго. Орем: «Отступаем, командир!» Тут и он видит, что оставаться бесполезно. Передавят, как цыплят. Но упирается. Стоит на своем. «Вы, — кричит, — отступайте, а я здесь останусь. Буду драться до конца. Отступайте! — командует. — Это приказ…»
И начинает стрелять по танкам из пистолета.
— Вы остались?
— Нет. Мы побежали. Иван ухватил ствол. Василий — лафет. Я — плиту. А она тяжелая, сволочь, к земле давит. Бежим, значит, к лесу. Снаряды рвутся вокруг… Но в основном бьют, конечно, из пулеметов. Бежим втроем. Краем глаза вижу — пока все целы.
— А командир? — спросили из класса.
— Вот и я думаю — как нам без командира? Бросили и убежали? Да за такие дела — штрафбат. А то и к стенке. Повернул я с этой плитой назад. Опять несусь к командиру.
— Товарищ лейтенант, — кричу, — лейтенантик, дорогой мой. Скорее! Схватил его вот так, за ремень и потащил к лесу. А он, гад такой, упирается. Орет, мол, погибну, но не отступлю. «За Родину! За Сталина!» Вырвался и опять на танки с пистолетом. Ну, я бросил плиту. Выхватил этот пистолет и стукнул его по голове, чтоб не трепыхался. Он и осел. Потерял сознание. В горячке не рассчитал я. Сильно вдарил. Опять же лейтенант… говорю, слабый был. Схватил я винтовку, плиту, лейтенанта в охапку и зайцем петляю к лесу. Немцы озверели, лупят из пулеметов. Как не попали? До сих пор удивляюсь. Хорошо, что наша артиллерия по ним вдарила. Вижу, один танк горит, второй, третий… Остальным уже не до нас.