Тогда он попал в серьёзную переделку. Это была мощная банда со строгой дисциплиной и отличным вооружением, которая держала в страхе несколько окрестных деревень. Крестьяне заплатили Стрелку за избавление от постоянных набегов. Заплатили чем могли: кровом, пищей и женщинами. А он не справился. Он не рассчитывал на такую почти военную организацию и слаженность. И теперь в нём было три новых дырки, причём одна весьма серьёзная пуля вырвала кусок его левого бедра, лишь по счастливой случайности не задев ни кости, ни крупных артерий. Он убегал. От потери крови он несколько раз терял сознание, но снова поднимался и шёл вперёд. Всё медленнее и медленнее. И вот когда он в очередной раз упал, то понял, что уже не сможет подняться. Стрелок был готов умереть. Его подобрали, его выходили, его вернули к жизни. Стрелок попал в маленькое поселение посреди леса, больше всего походящее на общину. И община та была языческой. Выжженное огнём, изрубленное мечами, язычество многие века скрывалось в суевериях, сказках, древних праздниках и даже в самом православии. Оно было чуждо сильной централизованной власти, на его основе не могло быть построено крепкое государство. Но когда не стало власти, не стало государств и христианские ценности не вызывали ничего кроме смеха, оно вернулось со своим почитанием предков и природы, с Совестью и Долгом вместо богобоязни, с пантеоном богов-родственников, богов-предков вместо бога-создателя. Капище располагалось отдельно от жилых построек, на вершине холма. За частоколом, изукрашенным простым орнаментом с черепами медведей и лосей на некоторых из кольев, возвышались кумиры старых богов: Рода, Сварога, Перуна, Велеса, Ярило. Иногда над требищем поднимался жиденький дымок, - боги принимали жертву. Функции старосты и волхва совмещал один человек, и звали его Всеслав, так же, как того древнего князя прослывшего чародеем и умевшего оборачиваться волком. И у Всеслава был прирученный волк по имени Вервольф. Он был почти как собака, любил лежать у костра, охранял посёлок, иногда даже облизывал хозяину руки. Только в его жёлтых глазах не было беззаветной собачьей преданности и любви - в них была непокорность рождённого свободным.
Стрелок резко затормозил, асфальтовая крошка брызгами полетела из-под колёс, забарабанила по броне. На дороге стоял Вервольф... Стрелок заморгал, всмотрелся внимательнее. Нет, это был не Вервольф, это был даже не волк. Собака, немецкая овчарка, в которой при желании всё-таки можно было заметить долю волчьей крови. Она стояла посреди дороги, на том месте, где когда-то проходила разделительная полоса, и не собиралась уходить. Она смотрела на Стрелка, прямо в глаза. И тут он вспомнил, где видел этого пса, - вместе с той слепой девушкой, "эльфийкой". Похоже, он был её поводырём. - Здравствуй, Стрелок, - негромкий, чистый голос. Раньше Стрелок его ни разу не слышал, но знал, кому он принадлежит. Она ждала его сидя на ржавом и обгоревшем диске от колеса, сложив руки на коленях. В простом платье из некрашеной шерсти, с распущенными на плечи русыми волосами и сомнамбулическим взглядом. - Не бойся, я одна. А Клара не кусается, пока я не попрошу, - она протянула руку, и собака подбежала к ней, ткнулась влажным носом в ладонь. Стрелок и не боялся. Он был не из тех, что называли трусость осторожностью и прикрывались ею. Он просто не любил ошибаться, потому что знал цену ошибкам. Сейчас было бы заманчиво нажать на газ и оставить за кормой эту наверняка сумасшедшую слепую вместе с её волкоподобной псиной. Но что-то Стрелка удержало. Он не чувствовал опасности в том, что задержится здесь. А себе Стрелок научился доверять. Он перевёл системы БТРа в ждущий режим и выбрался наружу, прихватив с собой "ураган". Подошёл к девушке, неся винтовку на плече. - Откуда ты узнала, что это я? - Здесь редко кто-нибудь ездит, - она улыбнулась. Как может улыбаться человек ни разу не видевший улыбки? У неё это получалось неплохо. Но в сочетании с мёртвым, пробивающим насквозь взглядом, улыбка выглядела не просто фальшивой, а лишней, чужой. - Зачем ты меня ждала? - С тобой хочет поговорить мой отец. - Лемюэль? - Нет, я не его дочь, - она снова улыбнулась, так, что Стрелка пробрал озноб. То ли от страха, то ли от брезгливости, то ли от жалости. От одного из тех чувств, которые Стрелок ненавидел.