– Лучше рискнуть, чем наверняка людей потерять!
Но Черняховский стоял на своем:
– Пусть двигаются, борются, дерутся.
И сам схватился с комиссаром и положил кряжистого Максимыча на лопатки. Потом вместе с Солдатовым демонстрировал приемы джиу-джитсу.
Весь северный горизонт заволокли снеговые тучи. Партизаны часто посматривали туда – что там, под Сталинградом?
Замерзшие кирпичи хлеба пришлось пилить финками.
– Проверим и починим ноги, – сказал после обеда командир.
И все по очереди разувались на морозе и растирали ноги снегом. Валя смазывала их какой-то мазью, посыпала белым стрептоцидом.
Командир осмотрел у всех оружие. У Хаврошина казенная часть автомата оказалась в песке. Почти у всех автоматчиков туго ходили затворы – надо было снять загустевшую на морозе смазку.
В этих мелких, казалось бы, но жизненно важных делах и заботах прошел день.
В поход выступили, когда пала ночь. Часа через два прошли мимо замерзшего озера, потом мимо худука.
Максимыч сказал, что вода в худуке и озерце горько-соленая, как английская соль.
Еле волоча ноги, замертво падая на привалах, они прошли за десять часов темноты тридцать пять километров. Без происшествий пересекли дорогу Элиста – Кегульта – Кетченеры и остановились в десятке километров северо-западнее Кегульты.
На дневке все повторилось сначала. Но это был не обыкновенный день. На севере творилось что-то непонятное: когда ветер стихал, далеко-далеко слышалась похожая на зимнюю грозу непрерывная канонада, то и дело появлялись там крошечные точки самолетов, но чьи самолеты – понять было невозможно.
– Конец или начало? – тихо спросил Черняховский комиссара.
Вместо ответа Максимыч выразительно посмотрел на Зою Печенкину.
– Развернуть рацию? – догадался командир. – Нет, потерпим до Ергеней. Та м есть где укрыться. Завтра, Бог даст, там будем.
– Какое сегодня число? – разлепил потрескавшиеся губы Володя Анастасиади.
– Двадцатое ноября.
Так и не узнали они в тот день, что на фронте в огне и дыму свершились события величайшей важности: девятнадцатого ноября наши войска – войска Юго-Западного и Донского фронтов – перешли в решительное контрнаступление против гитлеровцев, а двадцатого ноября перешел в наступление и Сталинградский фронт!
Издали, со стороны степи, Ергени казались горами. Теперь Черняховский увидел, что Ергени – это тянущаяся с юга на север, почти к самому Сталинграду, широкая горбатая возвышенность, метров в полтораста высотой, с круто обрывающимися восточными склонами. Измученные партизаны из последних сил карабкались вверх по скользким склонам. Наверху Ергени были довольно плоски, но тут и там виднелись небольшие высоты, темнели балки с сухими руслами весенних ручьев, качалась и гнулась на ветру клочкастая поросль каких-то мертвых степных растений.