— Ты только посмотри, что я тебе принес, Оливка! М-м-м! Вelissimo! Твоя любимая пицца, глянь на эти симпатичные жареные колбаски! И еще… — он открыл вторую коробку. Лив увидела совершенно шикарный, высоченный, свежий кусок торта. — «Наполеон» от знаменитого мастера десертов шефа Эндрю! Он тут тебе традиционно кремом написал: «Поправляйся скорее, моя конфеточка!» Попробуй, ты будешь в восторге!
Лив чувствовала, как ее разрывало от тепла и благодарности к нему, но лучше разорвать, пока болит, чем позже рвать совсем по живому… И она, мельком глянув на невероятную вкуснотищу, сделала наплевательский вид и раздраженно проговорила:
— Спасибо, Джонни, проваливай!
Джонни улыбнулся и, сунув руку в карман, достал горсть клубничных леденцов и осторожно всыпал их в ладонь Лив, покоящуюся на кровати.
— Я уйду. Ненадолго. — он подмигнул ей и, улыбнувшись самой обаятельной и красивой улыбкой, на которую только был способен, стремительно вышел, видимо, ничуть не обидевшись, осторожно притворив за собой дверь.
Лив осталась в пустой комнате, чувствуя слезы на глазах и сжимая в руке конфеты, как будто ощущая от них еле заметное тепло руки Джонни.
На следующее утро Лив проснулась ни свет ни заря. Доктор еще не приходил, и Лив, морщась от боли, которая все усиливалась, потому что действие омнопона заканчивалось, дотянулась до остатков еды, принесенной Джонни, и медленно проглотила их. Дышать было больно из-за повязки и сломанных ребер, а в животе все горело адским огнем.
Лив выдохнула и проглотила обезболивающее. Подождав десять минут, она ощутила, как боль начала отступать, и медленно выдернула из руки капельницу и сняла все датчики. Скинув одеяло, она с огромным трудом села, ощутив режущую боль где-то на животе сбоку, это, видимо, был шов после операции, и, переждав неожиданно накатившее головокружение и тошноту, Лив попробовала встать.
И чуть не упала. Все тело ныло и болело так, что у девушки плясали круги перед глазами, и она чувствовала, что сейчас громко закричит, тем более слабость была такая, что ноги предательски дрожали и она не могла ступить и шаг.
— Черт… черт, черт. — шепотом выругалась Лив и прислонилась к стене, дрожа от боли и бессилия.
Правда через двадцать минут голова прояснилась и перестала крутиться, а боль чуть утихла. Видимо, организм смирился с острым желанием своего хозяина покинуть больницу. Вспомнив, что она должна сделать, Лив с трудом оторвалась от стены и, отдуваясь, сделала пару нетвердых шагов к тумбочке, открыв ее.
Ура. Ее сумка с вещами была здесь. И мобильник тоже. Лив с трудом плюхнулась на коленки, снова чувствуя сильное головокружение, и открыла сумку, перерывая вещи.