Включая кота. Только…
Поначалу не мог сообразить, что не так с этим чертовым забором. Наконец понял. И так огорчился, что сказал вслух: «Доска!» В обмен на восклицание получил, как и следовало ожидать, полдюжины вопросительных взглядов. Что – «доска»?
Сказал вслух: «Кто-то выломал доску в заборе. Жалко. Такой хороший рисунок испортили».
Все, что услышал в утешение, мог бы сказать себе и сам. Во-первых, рисунок, мягко говоря, ученическая мазня. Во-вторых, не так уж его испортили. Подумаешь – всего одна доска. К тому же, такая узкая. Если специально не присматриваться, вообще незаметно. Втретьих, любое уличное искусство по природе своей недолговечно, краткий срок – обязательная часть замысла, нравится нам это, или нет. Просто чудо, что забор вообще пережил зиму с такими незначительными потерями, радоваться надо, а не огорчаться.
Совершенно справедливо. А все-таки лучше бы доску выломали в каком-нибудь другом месте. Если уж непременно надо что-то ломать.
Строго говоря, ничего фатального с любимой Тониной парой не случилось. Мужчина и женщина остались на месте, головы целы, да и тела, слава богу, не пострадали. Исчезли только ножка стула, кусок столешницы, пестрый лоскут зонта, ветка цветущего дерева, крошечный участок безоблачного неба да края двух рукавов, красного и зеленого. Подумаешь.
«Забавно получилось, – заметила Катя, девушка одного из Тониных новых приятелей. – Словно они поссорились. «Между ними пролегла непреодолимая пропасть», да?»
«В том-то и дело», – сказал Тони, и сам поразился горечи своего тона.
В том-то и дело.
* * *
– Больше года, – говорит Тереза. – Больше чертова года не виделись, можешь такое представить?
– С трудом, – вздыхает сестра. – Как выдержала-то?
– Да, честно говоря, не то чтобы вот прям взяла и выдержала. Ну, то есть, сперва, конечно, ужасно сердилась. И если бы Эрик тогда позвонил, даже трубку брать не стала бы. Но он не звонил, и от этого я злилась еще больше. Клялась себе: больше ни за что, никогда! Слышать о нем не желаю, а видеть – тем более. И, знаешь, довольно долго оставалась верна клятве. Дней пять. А потом взвыла от тоски и позвонила сама. Чтобы сказать, какой он невероятно гадский гад. И неважно, что ответит, лишь бы голос его услышать, потому что совершенно невозможно больше терпеть. Но вместо Эрика мне ответила женщина, да и та механическая: «Абонент временно недоступен, попробуйте перезвонить позже». И я, конечно, попробовала. Целыми днями только тем и занималась что пробовала перезвонить позже – без толку. А потом от общих знакомых узнала, что Эрик отдал им свои апельсины. У него была чуть ли не дюжина горшков с апельсинами, лимонами и прочими цитрусами, все выросли из косточек, некоторые даже зацвели. Эрик по ним с ума сходил, впервые в жизни что-то вырастил – вот так, с нуля. И сразу целую рощу. И вдруг отдал ее в первые попавшиеся добрые руки, а сам кудато уехал. Ребята сказали, вроде бы, в Англию, нашел там работу. Но были не очень уверены. Координат он им, во всяком случае, не оставил. И вообще никому. И вот тогда меня, конечно, накрыло по-настоящему. Внезапно поняла, что наделала. Ну, то есть, мы оба вместе наделали, но я была готова взять всю ответственность на себя. Потому что – какая теперь разница.