Боюсь, к этому моменту от моего якобы невозмутимого вида уже и следа не осталось. Ну да что тут поделаешь.
Если в этот двор случайно забредут влюбленные, и один из них скажет: «Я тебя люблю», – второй ничего не услышит. Невелика беда, прочтет по губам, увидит в глазах, поймет, расшифровав ритм сердечных ударов. Зато когда много дней спустя во двор зайдет одинокий человек, он, если остановится там хоть на миг, непременно услышит: «Я тебя люблю». И улыбнется неведомо кому, и уйдет – спасенный.
Из книги Мартинаса Радкевичюса
«Неполный каталог незапертых дворов»
* * *
Рыжий мальчишка залезает на стул, а потом и на стол – с ногами. Поднимает руки, и я вдруг понимаю, что он не просто так сжимает кулачки, а держится за конец толстого каната, свисающего… А откуда, собственно говоря?
Ну, в общем, откуда-то свисающего. Не с неба же, в самом деле.
И мальчишка начинает по этому канату карабкаться. Только не спрашивайте меня, куда именно. Я и сам себя об этом спрашивать поостерегусь. Просто по канату. Вверх, точка.
Люди за соседними столиками не обращают на его выходку никакого внимания, только братец укоризненно качает головой, да я сижу с распахнутым ртом, как последний дурак. Или как первый. Смотря, с какого конца нас, дураков, считать.
Одолев несколько метров бесконечного пути к небу, мальчишка останавливается и заговорщически мне подмигивает. И зачем-то показывает язык. И громко говорит:
– «Изнанка» – это просто та часть правды, которая не на виду. А «наизнанку» – это значит, что все секреты вдруг оказываются снаружи. Чего тут непонятного, Мартинас?
И лезет дальше. Я смотрю, а он все лезет и лезет, а я все смотрю и смотрю, пока не понимаю, что больше ничего не вижу, потому что из глаз текут слезы – с чего бы, интересно?
Похоже, я просто слишком долго смотрел в небо, напрочь забыв о необходимости иногда моргать.
Проморгавшись всласть и утерев слезы салфеткой я, конечно, обнаруживаю, что ничего нет. Ни противного рыжего мальчишки, ни дурацкой веревки, ни, кстати, его брата-сказочника. Этот-то, интересно, куда делся? Просто встал и ушел? По всему выходит, что так.
«Чего только не примерещится от жары и скуки», – почти сердито думаю я. И тут же обрываю себя: «Цыц, дурак! Почему это сразу – «примерещилось»? Есть другой прекрасный глагол: «произошло». Чего только не происходит время от времени, да? По-моему, так гораздо лучше».
В кои-то веки у меня есть возможность выбирать.
«Для галлюцинации, – думаю я, – это как-то чересчур глупо. Зато для события, случайного эпизода, крошечного фрагмента жизни – в самый раз. Чего только порой не случается, ну правда».