Думал: «Интересно, а куда мы, в случае чего, денем третьего? Если вдруг встретим его однажды – когда-нибудь очень нескоро. Например, позавчера».
Думал: «Ой, мамочки».
Думал: «А все равно было бы круто».
Стал целенаправленно повторять уже пройденные маршруты в соответствующие дни – все, что мог вспомнить. Высматривал себя на безлюдных улицах, караулил в любимых кафе и просто у подъезда, предусмотрительно выскочив из дома на полчаса раньше, чем в прошлый раз.
Ничего не вышло. Все неизменно повторялось – погода, люди, автомобили, даже многочисленные городские коты дисциплинированно возлежали на одних и тех же подоконниках. Но сам оказался единственной свободной переменной среди всеобщего постоянства – ходил, где вздумается, делал, что хотел, каждый день, как в первый раз, не оставляя ни следов, ни воспоминаний, ни, тем более, двойников. Что, честно говоря, немного обидно.
Совсем чуть-чуть.
Одному тоже было неплохо.
Думал: «Это, конечно, серьезный аргумент в пользу версии о посмертных видениях. Если так, забавно, что ближе всех к истине оказался простодушный Сведенборг[21]. И какое же счастье, что именно он, а не какой-нибудь мрачный пророк, одержимый идеей ада».
Думал: «А если это все-таки прижизненный бред, будем надеяться, что меня никогда не приведут в чувство. Ничего не хочу менять».
Думал: «Жив или мертв, сплю или бодрствую, но я сейчас счастлив, как никогда прежде. Хожу, дышу, ем, глазею по сторонам, слушаю, обоняю, мокну под дождями, сладко изнемогаю от послеполуденного зноя, восхитительно зябну по ночам – чего мне еще. Со стороны может показаться, что я бездельничаю, на самом же деле занят по горло – живу. И, похоже, впереди у меня еще куча времени, чтобы совершенствоваться в этом непростом искусстве. Вечное виленское лето – мне одному. То ли высокая награда за исключительное безумие, то ли своего рода паек, положенный всем, кто приезжает в этот город умирать. Кто знает. И какая разница».
В один из тех дней, когда тщетно пытался отыскать в почти безлюдном городе себя, встретил Бету.
То есть видел-то ее уже не раз – мельком, краем глаза, боковым зрением, даже не осознавая, что как-то выделил сизоволосую женщину с серой кошкой на руках среди прочих прохожих. Но в тот день, двадцать шестого июля, поздоровался с ней – машинально, как с соседкой, или старой знакомой. Тут же понял ошибку, страшно смутился, но женщина так же машинально кивнула в ответ. Она была занята – гладила кошку и рассказывала ей трагическую историю не прижившегося в Вильнюсе трамвая, вагоны которого в финале распродали по дешевке городским обывателям для хранения сена и овощей. Кошка внимательно слушала, сочувственно взмуркивая в нужных местах.