И вот вечером в овсяное поле за деревней Евсей поставил две колоды с квасом, а в квас бросил старый засахарившийся мед. Пусть полакомится зверь для начала, а там видно будет.
Ночь мужику показалась вечностью. Едва заиграла утренняя заря, отправился охотник в поле. Без шума, осторожно подошел.
Из овсов доносилось сопение: тяжелое, прерывистое, с храпом.
— Трезвенник ты мой лохматый, никак, спишь? — обрадовался Евсей.
А «трезвенник», лончак, отбившийся от матки, раскинув когтистые лапы и оголив живот, лежал на поле. Медвежонок, напившись получившейся бражки и опьянев, уснул и храпел так, что метелки овса около него склонялись до земли.
Евсей, ожидавший увидеть крупного зверя, чертыхнулся: «Такого безобидного лакомку приговорили убить. А все из-за выжившей из ума старухи. Надо спасти божью животинку. Но вот как уберечь от пули глупышку непутевого. Может, колокольчик спящему-то надеть?».
Он заспешил домой, привычно рванул дверь конюшни и хлопнул по крупу всхрапнувшего воронка:
— Не все тебе с колокольчиком гулять. Надо и топтыгину порезвиться.
…Мишка лежал в той же позе. Охотник слегка прикоснулся к нему длинной палкой, потом потормошил сильнее — медвежонок и ухом не повел.
— Здорово же ты, Михайло, обмишулился! — хохотнул в ладонь Евсей.
Он быстро просунул конец ремня под шею зверя и застегнул его на металлическую пряжку.
— Носи на здоровье поющий талисман и будь счастлив, топтыжка.
Выйдя на край овсяного поля, мужик сел на обросший мохом валун и задумался: «Не жестоко ли я обошелся с хозяином тайги? Глупому ясно, что с колокольчиком-то какая ему охота. Может, пока не проснулся, снять?»
Но в это время из села донесся звук барабана-побудки ночного сторожа. Рожок пастуха и мычание коров подняло хозяйственного мужика на ноги. Евсей спохватился — ему тоже надо гнать в стадо свою комолую буренку.
Николаиха, идя с дежурства к себе домой, первой встретила охотника. А он, поравнявшись, подтолкнул локтем старуху.
— Иди смотри на нелюбу-то шерстинку — вон на поле с колокольчиком лежит.
Обрадованная старушка заголосила:
— Евсей медведя пымал! Медведя Евсей пымал!
Голос у Анисьи Николаевны звонкий, не раз поднимал он сельчан среди ночи во время пожара. И сейчас люди, толком не поняв в чем дело, рванули за сторожихой.
Не ожидавший от сторожихи такой прыти, Евсей опешил. Потом спохватился, да поздно.
— Уу, чертова старуха! Всех сбаламутила… И куда бежит, куда бежит дура баба? Ведь медвежонок-то не связан, а только с колокольчиком!
«Может случиться непоправимое», — встревожился он. Схватив дома ружье, охотник пустился вдогонку за сельчанами. Однако догнать их и предупредить об опасности не успел.