…На крылечке дома охотника Евсея мужики коротали вечер. Вдруг раздался истошный вопль сторожихи бабки Николаихи:
— Медведь! Медведь на овсянике!
Бросились скопом мужики к овсянику, выдернув на бегу из ограды по колу. Но топтыгина и след простыл. Вернулись храбрецы на крылечко. Отдышалась, пришла в себя и Николаиха:
— Ах, ядрена корень, как он, толстопятый, меня напужал! Аж сердце захолонуло!
Хохот мужиков потряс воздух. И от этого смеха сторожиха взорвалась:
— Медведей в лесу — нельзя за ягодами сходить. Детей и баб пужают. А вы тут лясы точите, смешками забавляетесь. Тьфу! То же мне охотники! Бороды-то свои позорите.
— Угомонись, Анисья Николаевна! Оставь бороды в покое, — обиделся бригадир Ерошкин. — Надо будет лицензию взять да избавиться от наглеца. Вот Евсей у нас охотник, ему и забивать…
От крутого решения бригадира попритихли удальцы, курят, жгут самокрутки, думают. Не выдержал сын охотника Алексей:
— Да вы что! В кои времена живете? Бабка Анисья! Природу беречь надо! Медведь-то овсяник. Много он овса не съест. Разве что чуток помнет. А бояться… Так только ты одна его и боишься!
— Што, правильно сынишка бает, даром что в восьмом классе учится, — вынул изо рта старинную цыганскую трубку Евсей. — Разрешение ясно дадут, раз народ просит. Только в этом ли выход? Может, лучше медведя от деревни отвадить? Но, чтоб запомнил, проучить. Пожалуй, этим я и займусь.
— Батюшки, царица небесная! — заголосила Николаиха. — Да слыхано ли это, чтоб дику зверину — не любу шерстину, да без ружья проучить?
— Ты что же это, Евсей Петрович, выдумал? — зашумели вновь мужики. — Или пошутил?
— Брось, Евсей, не хорохорься. Зверь — он зверь и есть. Мыслимо ли с ним без ружья, — положил тяжелую руку на плечо охотника бригадир.
— Нет, Ерошкин, баста! Убивать медведя я не буду и вам не позволю. Заготовьте-ка лучше квасу поболе, мужики, а об остальном я на досуге поразмыслю.