(Кроме чрезвычайных расходов, послам назначили на «подъем и дорогу» 32 тысячи рублей, добавив по 4 тысячи ежемесячно «столовых денег».)
Размеренное течение заседания едва не нарушили споры о том, какие полномочия дать Орлову и Обрескову — послов или министров, — но Панин легко погасил искру разногласий.
— Не ведая с точностью, в каком из помянутых качеств явятся на конгресс турецкие депутаты, — сказал он, — было бы полезно с нашей стороны снабдить назначенных вашим величеством особ двойными полномочиями на оба сии качества, дабы они ту могли употребить, которая будет согласована с турецкой… Но это не все… Туркам свойствен обычай прилагать к публичным актам одну печать с именем султанским и от других дворов принимать акты, також утвержденные одной государственной печатью. Зная, однако, их переменчивый характер и опасаясь могущих быть от их капризов затруднений, я посоветовал бы дать двойные экземпляры: один — с государственной печатью, другой — с той же печатью и за собственноручным вашего величества подписанием.
Совет признал доводы главы Иностранной коллегии безупречными и утвердил это предложение.
А Екатерина, обратившись к Орлову, настойчиво подчеркнула:
— Вы, граф, проследите, чтоб формалитет был соблюден без малейшего послабления. Конгресс начинайте только в равных с турками качествах!
— Не в карты играть еду, — грубовато бросил Орлов, давая понять, что в вопросах чести и достоинства посольства он уступок не допустит.
Екатерина же продолжила наставление:
— Для лучшего ведения негоциации вам будут вручены бумаги о всех доныне последовавших военных и политических обстоятельствах, что составляют всю связь и цель негоциации между нами, Венским и Берлинским дворами относительно Польши и Порты. В дополнение сей политической картины граф Никита Иванович передаст вам как последний наш с Портой мирный трактат, заключенный в тридцать девятом году, так и все предшествующие трактаты, протоколы конференций и другие публичные акты и записи бывшего в тридцать седьмом году Немировского мирного конгресса[23]. Первые послужат к показанию прежних интересов и правил империи, последние — к распоряжению церемониальных обрядов в Фокшанах…
В конце апреля, когда ненадолго стихли обильные весенние дожди, Алексей Михайлович Обресков выехал в Яссы. Передав Румянцеву подписанное Екатериной рекомендательное письмо, он сразу поинтересовался ходом переговоров в Журже.
— Слава Богу — пронесло, — крестясь, сказал фельдмаршал. А потом неохотно и нескладно поведал об упрямстве турок, о своем решении уступить им в пункте, касающемся кораблеплавания. И коротко закончил: — Симолин вернется — изъяснит подробно.