В двенадцатой статье говорилось о взаимной торговле; тринадцатая объявляла о содержании при крымском хане российского «резидующего министра», которого татары должны были почитать, не дозволяя оскорблений, и подвергать жестокому наказанию всех, кто таковые ему нанесет…
Изворотливое упрямство ханских депутатов насторожило Щербинина. Ни один из предъявленных резонов не произвел на них сильного действия. Разочарованный, он написал в Петербург:
«Видимо по всему, что отнюдь не хотят иметь в Крыму русских гарнизонов и не желают быть под покровительством ее величества, ибо когда я между разговорами внушал им об опасности для них с турецкой стороны и по заключении мира, то они отвечали, что ничего от турок не опасаются. Поэтому мне кажется, что когда будет заключен мир и русское войско от них уйдет, то опять впустят в Крым турок, к которым по закону, нравам и обычаям имеют полную привязанность и преданность…»
В конце июня русское посольство в четыреста человек — офицеры, лакеи, повара, канцеляристы, музыканты, коновалы, прочий обслуживающий люд — покинуло главную квартиру Первой армии. Множество карет, летних колясок, обозных повозок нескончаемой чередой неторопливо запылили по вьющейся между лесов и холмов дороге, направляясь в Фокшаны.
Орлов не спешил: ему донесли, что турки движутся еще медленнее. Их посольство было побольше русского — пятьсот человек, — и на несметное число повозок, забитых багажом и припасами (турки везли даже клетки с курами), не хватило лошадей — пришлось запрягать тихоходных волов и верблюдов. Отборных же красавцев-коней, шедших с обозом, в упряжь не ставили — берегли для церемонии торжественного въезда послов в Фокшаны.
Орлов особенно не тревожился, даже шутил:
— Им нынче резвость без надобности — не на бал едут!
Но при переправе через Серет вызвал полковника Христофора Петерсона и, высунув голову в каретное окошко, велел ему ехать к Дунаю:
— Встретишь турок! И поторопи их…
Зная пристрастие турок ко всяким почестям, Петерсон организовал все наилучшим образом: посольство во главе с Осман-эфенди и Яссини-заде, заменившего отставленного от негоциации рейс-эфенди Исмаил-бея, переправлялось через Дунай под музыку, дробь барабанов, звучно гремевшие над водной гладью салютующие пушки.
Этот спектакль порадовал самолюбие турок — они милостиво улыбались, говорили приятные слова. Но когда Петерсон намекнул, что российские полномочные ожидают скорейшего прибытия своих турецких визави в Фокшаны, Осман-эфенди, вытянув руку в сторону огромного обоза, пожаловался: