Подкрашенные брови Екатерины поползли к переносице, взгляд стал колючим:
— Но это же означает прежнюю зависимость Крыма от Порты! Младенцу ясно, что испрашивание дозволения есть не что иное, как возведение на ханский престол только тех особ, которые будут угодны султану. Значит, любой хан, настроенный в нашу сторону, станет отвергаться. А причину для этого султан найдет.
Сравнение с младенцем было обидным, но Панин ответил спокойно:
— Обресков уступит только тогда, когда выговорит у турок справедливую замену: чтобы Керчь и Еникале с околичной землей на вечные времена стали нашими… Нашими.
— А ежели необходимость потребует умножить цену уступки помянутых татарских мест?
Панин ответил почти не раздумывая:
— Отдадим в придачу Бендеры!
Екатерина передернула округлыми плечами: напоминание о Бендерах, обильно политых русской кровью, было не самое приятное. Но еще больше ее поразила безапелляционность слов графа — речь шла о крепости, которую покорил его брат Петр Иванович.
— Вам не жалко?
Вопрос прозвучал двусмысленно, но Панин ответил достойно:
— Благополучие России не в Бендерах состоит!
— Тогда напишите Щербинину, чтобы особо не усердствовал… Когда договариваются хозяева — мнение лакеев не спрашивают!
Панин так и поступил.
«Пускай татары в предстоящей с вами негоциации упрямятся и затрудняются, — говорилось в его письме Щербинину, датированном 28 сентября. — Узнав в свое время о учиненном между обоими дворами условии, конечно, и успокоиться принуждены будут. Следовательно, и вашему превосходительству также тянуть и продолжать оную негоциацию надобно же или же оставить в молчании, стараясь только как скорее получить от хана акт, о крымской независимости свидетельствующий, а затем просвещать понятие татар в рассуждении превосходства свободного состояния перед рабским…»
Весь август и сентябрь Веселицкий провел в переписке с ногайскими ордами, а затем в увещеваниях прибывших в Бахчисарай депутатов.
К этому времени позиция Петербурга по отношению к ордам претерпела изменения. Если в минувшем году их перевод на Кубань объяснялся необходимостью беспрепятственного и скорого прохода в Крым Второй армии и рисовался мерой временной, вынужденной, то в инструкции, данной Щербинину перед отъездом в Бахчисарай, четко указывалось, «чтоб сии татары навсегда тут, где теперь находятся, а именно на Кубанской стороне, остались». Секретная инструкция разглашению не подлежала, и ногайцы, естественно, не догадывались, какая им была уготована участь. Таким образом орды, составлявшие главную силу ханской конницы и прикрывавшие полуостров с севера, отдалялись от южной границы империи и оставляли Крым совершенно оголенным.