– Боюсь? Нет, Гедвига! Мы ведь любим друг друга, и, не правда ли, твоя любовь принадлежит одному мне? Не владельцу майората, графу Эттерсбергу? Ты могла выбирать среди многих, которые предложили бы тебе то же, что и я, а ты выбрала меня.
– Господи боже мой, откуда у тебя такие мысли? – воскликнула испуганная и оскорбленная Гедвига. – Как ты мог предположить, что у меня могут быть подобные мысли?
– Да я этого и не делаю, – с глубоким вздохом промолвил Эдмунд, – ведь я искренне верю, что ты принадлежишь лишь мне одному. В твою любовь я еще верю; по крайней мере, она не ложь. Если бы и она обманула меня, если бы и в тебе мне пришлось сомневаться, тогда – лучше всему конец!
– Эдмунд, ты невыразимо пугаешь меня своими словами! – воскликнула Гедвига. – Ты нездоров, иначе ты не мог бы говорить так.
Эти слова заставили Эдмунда опомниться. Он попытался овладеть собой, и ему даже удалось улыбнуться.
– Ну, и от тебя я должен выслушивать то же самое! – произнес он. – Недавно и мама твердила мне, что я стал нервным, раздражительным, на самом же деле ничего этого нет; это пройдет, как вообще все проходит в нашей жизни. Не беспокойся и не бойся, Гедвига! А теперь мне надо взглянуть, все ли Эбергард приготовил к приему гостей. Я забыл дать ему необходимые приказания. Извини меня, через десять минут я снова буду здесь!
Эдмунд выпустил невесту из объятий и поспешно удалился. Это было обыкновенное бегство; он не хотел объяснений. Невозможно было найти решение загадки; как графиня, так и Эдмунд были одинаково недоступны в этом отношении.
Гедвига вернулась на прежнее место и, опершись головой на руку, погрузилась в мрачное раздумье. Эдмунд что-то скрывал от нее, и все-таки она не потеряла его любви; ей подсказывало это собственное сердце. Наоборот, казалось, что он любил ее даже страстнее, чем раньше, когда мать занимала в его сердце первое место. Но как странно, как устрашающе было поведение Эдмунда! Почему он так бурно требовал от нее уверений, что ее любовь принадлежит лишь одному ему? И чему он хотел «положить конец», если эта уверенность обманет его? Первое было так же загадочно, как и второе.
Гедвига, конечно, чувствовала, что она должна была бы броситься к жениху на грудь и добиться от него откровенности. Хотя он упрямо отмалчивается, но все же, несомненно, должен будет уступить ей, если она станет умолять его со всей искренностью любви; но именно этого-то она и не могла сделать. Словно тайное сознание своей виновности удерживало ее от того, чтобы употребить всю свою власть, но все же она так храбро боролась против грез, постоянно рисовавших перед ней образ другого, который был так далеко теперь и которого она, может быть, никогда больше не увидит!