Ближе к обеду к ней зашел врач, прервав ее тревожные метания. Он был лечащим врачом Гарриет, ее отводили к нему всякий раз, когда она простужалась или подхватывала ангину, но Гарриет он не нравился. Вроде молодой, а щеки уже обвисли брылями, лицо желтое, одутловатое, невыразительное, да и разговаривал он с ней всегда холодно и саркастично. Фамилия его была Бридлав, но Эди – в основном из-за того, какую цену он заламывал за свои визиты – прозвала его “доктор Хап” (и среди его пациентов прозвище прижилось). Поговаривали, это, мол, из-за дурного характера он не может найти себе работу поприличнее, в каком-нибудь большом городе. Впрочем, именно потому, что он был таким грубияном, Гарриет и вела себя с ним не так, как с остальными взрослыми, которым ей приходилось натужно, приветливо улыбаться, и за это даже отчасти его уважала.
Доктор Хап обошел ее кровать. Друг на друга они с Гарриет даже не глядели, будто два враждующих кота. Он безучастно осмотрел ее. Почитал ее медкарту. И наконец спросил:
– Салат-латук часто ешь?
– Да, – ответила Гарриет, которая никогда его не ела.
– А соленой водой его промываешь?
– Нет, – Гарриет догадалась, что именно такого ответа он от нее и ждал.
Он пробормотал что-то про дизентерию, про немытый салат, который везут из Мексики, угрюмо помолчал, а потом с грохотом прицепил медкарту обратно на спинку кровати и ушел.
Внезапно зазвонил телефон. Гарриет, позабыв о том, что у нее в вене капельница, рванулась к нему и схватила трубку еще до того, как отзвенел первый звонок.
– Здорово!
Это был Хили. В трубке слышалось эхо, какое бывает в спортзале. Оркестр старшеклассников репетировал, сидя на складных стульчиках в баскетбольном зале. Они настраивали инструменты, и в трубку неслась дикая какофония звуков: гудки, трескотня, писк кларнетов, блеянье труб.
– Стой, – прервала его Гарриет, едва он начал, захлебываясь, что-то говорить, – стой, погоди секунду.
Возле телефона-автомата в школьном спортзале всегда вертелось много народу, ничего секретного не скажешь.
– Отвечай только: да или нет. Ты его нашел?
– Да, сэр! – Голос его был совсем не похож на голос Джеймса Бонда, но Гарриет сразу догадалась, что именно Бонда он и изображает. – Оружие у меня.
– Выбросил, куда сказала?
Хили зашелся ликующим смехом.
– Кью! – воскликнул он. – Разве я тебя когда-нибудь подводил? За этим последовала короткая неловкая пауза, и Гарриет услышала в трубке странный шум, какую-то возню и перешептывания.
– Хили, – Гарриет резко выпрямилась, – ты с кем там?
– Ни с кем, – поспешно – слишком поспешно – ответил Хили. Но Гарриет услышала, как дернулся у него голос, как будто он подтолкнул кого-то локтем.