Невеста всхлипнула.
И Лариссе стало ее жалко. Конечно, у девчонки никогда не было никаких блох. Конечно, ловля кусючего насекомого на теле суженой – всего лишь глупая древняя традиция, возникшая после Третьей мировой, когда закончились все средства личной гигиены и людей в бомбоубежищах и бункерах заедали вши.
– Мертвая ты или живая, доченька, мне без разницы, – услышала Ларисса. – Главное, чтобы ты была счастлива. Я люблю тебя. И всегда буду любить.
Могучий храп отца при этом не прервался ни на миг.
* * *
В дверь постучали.
Не робко и не осторожно, не нагло и не бухая мужицким мозолистым кулаком в дубовые лакированные доски, сбитые вместе, не выпрашивая разрешения войти, а просто извещая, предупреждая о себе. Скрипнув, дверь чуть приоткрылась, потом открылась настолько, чтобы в комнату смогла впорхнуть невысокая стройная девушка – или еще девочка? – лет двенадцати или чуть старше.
– Плесень и бурая гниль! Почему вы не заперлись?! – безжалостно топча цветущий живой ковер, девчонка прошла мимо древнего – как еще в пыль не рассыпался? – пластикового стола, за которым сидели две женщины. На ходу она бросила на столешницу два запечатанных полиэтиленовых пакета. В одном были еще живые насекомые: комары, слепни, стрекозы. В другом – нечто вроде кусочка коры с налипшей землей. У дальней каменной стены, не прикрытой гобеленом-плетенкой, а обшитой, как и прочие стены в княжеских покоях, пластиковыми панелями, девчонка плюхнулась на старинный сундук, уж очень похожий на корпус компа из лаборатории, – тот затрещал под ней старинным пластиком, намекая, что готов развалиться в любой момент, однако девчонку это ничуть не смутило, она, похоже, не испытывала благоговения перед древним, довоенным еще, хламом.
С запозданием потянувшись рукой к носу, девчонка звонко чихнула. Всю ее с головы до ног покрывал зеленый налет пыльцы. От чиха над головой девочки поднялась полупрозрачная дымка. Теперь стало видно, что волосы у малышки рыжие. Да не просто рыжие, как у большинства ее сверстниц, а огненные, аж пылающие в лучах заходящего солнца. Стоило на них взглянуть хотя бы вскользь – и глаза слезились от рези.
– Ну и на кого ты похожа? – едва не смахнув со столешницы керамическую солонку-гриб с якобы продырявленной червями шляпкой, из-за стола порывисто поднялась высокая женщина. Говорила она тихо, но властно. Заплетенные в косу волосы были аккуратно – ни одна прядь не выбилась – уложены вокруг ее головы. Одета она была в скромную, совсем без украшений, зеленую плетенку почти что до пят. Ее глаза были ярко-голубыми, точно две ручейные льдинки в начале весны.